Глеб Буланников - Илья Мечников

К воротам поместья подкатил шарабан. Вход был открыт. Их ждали.

Извозчик спрыгнул на землю и стал выпрягать лошадей. Пассажиры по очереди вылезали, оглядываясь по сторонам. У каждого в руке был небольшой чемодан.

К приезжим вышел хозяин поместья, южнорусский миллионер Панкеев.

Он позвал докторов, чтобы те привили его овец от сибирской язвы. Массовая гибель стоила ему многих тысяч.

Доктора два дня кололи овцам вакцину. Сосчитано было четыре тысячи овец. Такого количества не представляет себе даже страдающий бессонницей.

Скорая бактериологическая помощь поехала дальше. Панкеев пошел в кафе Фанкони – торговую Мекку Одессы.

Вернулся поздно. В темноте отыскал дверь, дошел до постели и грохнулся спать.

Наутро вышел проверить овец. Их как будто поубавилось.

При сторонней помощи была сосчитана тысяча овец. Три тысячи умерли вчера вечером и сегодня под утро.

На следующий день газеты вышли с заголовками: «Мечникову грозит судебное преследование», «Пастеровская станция закрыта», «Мечников – виновник гибели трех тысяч овец господина Панкеева», «Генерал-губернатор запретит прививки» и т. д.

Большинство этих газет прямо или косвенно были подконтрольны Панкееву. Его овцы и так умирали, и, чтобы хоть как-то компенсировать убытки, Панкеев решил свалить всю вину на еретика Мечникова и его апостолов в белых халатах.

Вот что об этом писал Мечников жене:

«Гамалея думает, будто Бардах привил вторую вакцину вместо первой; Бардах же отрицает это. Выпутаться из всяких противоречий пока нет возможности. Вечером на станцию пришел Панкеев, человек, не смотрящий в глаза и (к счастью) вообще чрезвычайно несимпатичный. Он желал получить от меня сведения о станции. Я подробно и откровенно объяснил ему свое отношение к делу, сказал, что, при всем сочувствии к его потере, ни я, ни ты не имеем средств вознаградить его за убытки; посоветовал ему спросить несколько адвокатов и в случае, если бы они ему сказали, что с города и нас ему нельзя получить вознаграждение, он поступил бы так: не возбуждая дела в суде, дал бы станции возможность оправиться, постепенно сколотить некоторую сумму, которая бы пошла на вознаграждение ему».

Но Панкеев не пожелал разойтись миром. Было возбуждено дело.

Я. Ю. Бардах.

С новыми силами газетчики и памфлетисты принялись забрасывать Илью Ильича злорадными статьями. Жизнь в России стала для Мечникова совершенно невыносимой.

Он не мог спокойно заниматься наукой, потому что обо всех его неудачах трубили газеты, а на успехи не обращали внимания. Всем его инициативам было суждено погибать на стадии идеи, потому что одесский градоначальник был настроен против него.

Он поехал в Париж.

Солнечные лучи проникали в барак сквозь дыры в стене. В полутьме барака производились прививки против бешенства.

Пастер сидел на скамье, выходящей из стены барака. Сидел он косо – правое плечо было на четверть метра выше левого.

Когда пациенты спрашивали, почему он так сидит, Пастер отвечал:

– У меня и Франции есть общая черта: левая часть парализована.

Слева от Пастера сидел Мечников. Говорил Пастер:

– Мне очень нравится ваша теория. Мои молодые коллеги скептически отнеслись к вашей идее, а я сразу проникся симпатией к ней. Я давно представлял себе нечто такое. Мне кажется, вы идете в верном направлении.

Мечников был симпатичен Пастеру. Французский ученый целый день водил его по институту, а потом пригласил на обед.

Мечников подумал, что будет обед тет-а-тет, и надел свою повседневную одежду – черный сюртук и бант черного цвета. Как же он смутился, когда увидел, зайдя к Пастеру, собрание нарядно одетых людей!

Мечников засобирался домой, чтобы переодеться, но Пастер схватил его за плечо и, поняв причину смущения, снял фрак и надел сюртук.

Они заговорили. Мечников пока не овладел французским, поэтому они говорили по-немецки. Мечников рассказал, как ездил к Коху, чтобы показать препарат, подтверждающий фагоцитоз при возвратном тифе.

– Сначала я показал все его ученикам и ассистентам, так как сам был занят. Все в один голос заявили, что то, что они только что увидели, поразительно и подтверждает мои выводы. На следующий день один из ассистентов отвел меня к Коху. Когда я зашел, он сидел за микроскопом. Ассистент сказал Коху, что пришел человек, препараты которого его интересовали на Венском конгрессе.