Виталий Власенко - Печали пролетевших дней. Дороги жизни и смерти

Эта копанка работала с 1884 г., т.е. была одной из первых в волости, и добывала по 15 тыс. пудов угля в год. Уголь сбывался в ближайшие окрестные имения, а также отправлялся на станции Гришино и станции Удачная. Эта шахта была очень быстро заброшена. Её, конечно же, могли забросить, – в 1912—1913 г. г., – когда Святогоровский и Эрастовский рудники начали давать уголь в промышленных объёмах.

Для своих нужд княгиня Кудашева, сажала хлопок вдоль речки Бык, имела роскошный парк и фруктовый сад. Деньги держала в Германском банке, но когда началась война, они пропали.

Она была довольно стара и перед смертью вызвала к себе племянника Бантышева Фёдора Александровича, который имел своё имение в Камышевахе. Одно из старейших зданий Краматорска, Донецкая область – помещичий особняк пана Бантыша XIX века в селе Камышеваха. В конце XIX века только в Изюмском уезде было пять Камышевах и ни одной вблизи железнодорожной станции Краматорская.

Стены дома сложены живописным слоистым песчаником, благодаря чему обветшавшее здание и сейчас выглядит нарядным. Винные подвалы, начинаясь в доме, тянутся на десятки метров к озеру, которое принято называть Лебединым. Старожилы Камышевахи говорят, что этот дом был помещичьим особняком. этого знатного и богатого дворянского рода. Александр Фёдорович Бантыш Ольга Ивановна Хлопова (Бантыш).

18 июнь 1889. Бантыш Фёдор Александрович – землевладелец имения Ново-Райское Изюмского уезда. У него был малолетний сын, княгиня его любила и звала Таташка, ему она и отписала своё имение.

По смерти княгини, Фёдор Александрович поставил над её имением управляющего своего. Это был Моисеев Евстафий Гаврилович, у которого жена умерла и оставила его с тремя детьми: Пётр, 1900; Евгения, 1902; Соня, 1908. У княгини была кухарка – эстонка по происхождению, верующая. Её Евстафий Гаврилович взял после смерти первой жены, уверовали дочери, а потом и он. Отсюда пошло знакомство с ним.

из дневника Ирины Васильевны

«Хозяева уехали в Доброполье, а мы с Соней остались дома. Много пели, читали, и я нашла одно хорошее выражение: «Украшай каждый проходящий день добрым делом». Какие хорошие слова!

Хозяева вернулись в 12 часов, оказалось, что из Доброполья уехали к нам на рудник. После обеда мы гуляли с Соней в саду. Вернувшись, мы застали сестёр беседующими с соседями. Нас заставили петь, затем пришли ещё люди, и здесь потребовалась сила.

3 марта 1920. Вечером я беседовала с Уст. (возможно с Устиньей Семёновой – женой Герасима Савостьяновича) и потому немного опоздала на молитвенное собрание. В книге Сына Сирахова сказано: «Приятность и красота вожделенны для глаз твоих, но лучше того и другого – зелень посева (Сир. 40:22). Как хорошо сеять, но ещё приятнее видеть всходы и зелень посева. Если бы каждый стремился бы распахивать новину (целину), то нигде не праздновала бы земля, и вместо тернии она бы приносила плод Создателю!

4 марта 1920. Вечером я встретила Марию Данилову. Это дочь Ольги, которая была верующей и имела детей: Василия, Марию и Анастасию. Мария Филипповна вышла замуж за неверующего – Савостьянова. У меня явилось желание напомнить ей об её отступлении от Бога. В это время кучер вёз акушерку к А. М. и вскоре я узнала, что она умерла » .

Я не могу описать всех чувств: в одно мгновение я вспомнила, как мы одновременно уверовали, как рассказывали стихи, как украдкой ходила она в собрание, как переносила безбожные разговоры брата Евгения. Всё это была ревность по Богу. Но затем она перестала ходить в собрание, сдружившись с неверующей подругой, и была отлучена от церкви. Не раз я говорила с ней о том, чтобы она вернулась к Богу, но это ей было уже не так легко, она была связана семейной жизнью. И теперь лежит её холодный труп, и о смерти не знают даже родственники. Она умерла отступницей и неоплаканная – без молитвенного слова. Таков конец ещё здесь на земле отступнику.

6 марта 1920. Какой сегодня ясный день, как тепло греет солнце. Но когда посмотришь в мир, какое там зло кипит и не дано знать человеку, что с ним будет до вечера этого дня.

Днём пришли ко мне девочки, так как я занималась с ними в Воскресной школе. Я любила своё дело и старалась выполнять его ради Господа. Но родители мои часто препятствовали мне в этом. Мне шёл семнадцатый тогда и когда ко мне приходили дети, то родителям (моим) казалось, что я с ними бездельничаю и считали то не приличным делом для меня, и не раз запрещали мне иметь с ними дело.

Так было и сегодня, зашли ко мне дети, а родители набрались смелости отравить их домой и мне сказали, чтобы это не повторялось: «Чтобы ты больше не водилась с ними». Мне стало жалко оскорблённых детей, и я плакала. Я ушла на молитвенное собрание в надежде сбросить бремя своей печали, но и там я встретила людей чуждых моему горю.