Иван Бутовский - Фельдмаршал князь Кутузов при конце и начале своего боевого поприща. Первая война императора Александра I с Наполеоном I в 1805 году. Письма М. И. Кутузова 1805–1806 и 1812–1813 годов

Наш солдатский завтрак продолжался недолго; скоро раздалась команда: к «ружью!» Армия приняла влево и направилась прямо к Аустерлицу, полями и виноградниками; один князь Багратион с авангардом преследовал неприятеля по большой дороге к Брюнну. Часа два гул пушечных выстрелов, обличая его шествие, доходил до наших ушей; но когда удалились от главного шоссе, до нас перестала долетать авангардная пальба, и мы шли вне всякой тревоги.

На следующий день дали роздых, подле двух небольших деревень; в несколько минут улицы наполнились солдатами, не смотря на то, что оба Императора и генералитет занимали некоторые дома; на главной, где проходило шоссе, разных полков нижние чины, гурьбой, ловили кур, и одна из них порхнула вверх и разбила окошко: там были Александр и Франц. Люди испугались: Милорадович, выбежавший оттуда, стал их стыдить, называя нахалами. Лишь начали солдаты расходиться, как показались у двери с веселым видом оба Императора. Вместо ожидаемого наказания людям, что, в виду своих Венценосцев, так дерзко полевали; император Франц приказал, чтоб тотчас отпустили во все полки винную порцию. Спустя час, места куриного погрома остались впусте: все колонны были на марше.

Все время оба Императора находились при армии; войска шли побригадно колоннами, в несколько линий, и представляли великолепное зрелище. Кавалерийские отряды, живописно разбросанные версты за полторы впереди, открывали дорогу; команды пионеров держались почти на том же расстоянии, и где встречались ручьи или рытвины, неудобопроходимые для артиллерии, тотчас их поправляли, строили мосты или накидывали понтоны. Погода стояла ясная, кроме туманных утренников, начавшихся с 18-го ноября. Император Александр на марше всегда был верхом; по крайней мере нам не случалось Его видеть в экипаже; беспрестанно Он появлялся перед нами, переезжая от одной колонны к другой, или, опередив всю массу войск и став на возвышении, он любовался нашим прохождением. Полки армии Кутузова были размещены между новопришедшими, и своею темною одеждой слишком резко отъявляли испытанные трудности похода. Шествие Российской гвардии, в челе которой ехал верхом Великий Князь Константин Павлович, имело вид высокого торжества: смотря на нее, каждый из нас уверен был в победе.

С той поры, как свернули с брюннского шоссе; музыки, песенников, барабанного боя не слышно было нигде; казалось по всему, что движение наше хотели скрыть от неприятеля. Однако, в продолжение этих наступательных маршей, наши ночлеги, начиная с Ольмюцкого лагеря, обозначались бивачными пожарами: едва трогались мы с места, показывались на двух или трех пунктах расположения австрийцев густые клубы дыму, и вскоре огонь, охватив один по другому все шалаши, пожирал их дотла. Император Александр, видя такое опустошение, и не менее того довольно изобличающее направление наше, спросил Кутузова на марше третьего перехода: «Зачем эти пожары, Михайло Ларионович?» – «Не наши причиной, Ваше Величество, – отвечал главнокомандующий, – я строго приказал наблюдать осторожность от огня; но австрийцы, вероятно с досады на скупость своих земляков, жгут их последнее добро. Таких сигналов у меня не было во всю ретираду, а у цесарцев, по видимому, в обычае освещать свое наступательное движение». Вслед за этим разговором, казачьим партиям приказано, чтобы, по выходе войск с бивака, заливать огни, и пожары прекратились. Вообще на этом походе жители более потерпели от своих собственных войск: я видел не раз как австрийские солдаты таскали в лагерь, кроме разной домашней утвари, большие перины, одеяла, тюфяки, подушки, и, устилая ими шалаши, спали на них, или, как водится, из отчаяния, в ожидании смерти, роскошничали; потом, с намерением или от небрежения, все истребляли огнем. Во многих деревнях, за неимением дров, разобраны ими для бивачных огней целые дома, на выбор, лучшие, и жители провожали своих и нас с проклятиями… Можно побожиться, что наши солдаты от самого Браунау нигде не жгли бивак. Случалось, что, по недостатку топлива, разрушали по деревням хилые домики, и то редко; но жечь шалаши и без строжайшего на то запрещения у наших не хватило бы варварства: австрийские командиры – настоящие виновники этих походных фейерверков.

19-го ноября, вечером, миновав Аустерлиц, мы подошли к высотам Працена и остановились у подошвы горы, на виноградниках. Несколько часов прошло в ожидании: отлучаться из фронта и разводить огни запретили строго, а позволили прилечь каждому в своем ранжире. Мрак ночи и какая-то могильная тишина нашептывали о близкой грозе; люди догадывались, что здесь, расплатимся с французами; они ожидали генерального сражения как светлого праздника. «И сон не берет, говорили многие; кабы скорее переведаться с злодеями: ведь уж не спроста батюшка наш надежа поворотил назад: он порядком отбоярит Бонапартию…» Так нижние чины рассуждали между собой, вовсе не зная, что этот надежа-Кутузов состоял под распоряжениями немецких голов. Около полуночи, осторожно подвинули нас к вершине, где и пролежали мы до утренней зари. Очень хорошо помню, как взбирались на эту высокую гору: хотя и пологая, а довольно утомила: солдаты беспрестанно повторяли: «Эка его дьявол куда занес…» От времени до времени до нас долетали отголоски восклицаний из французского лагеря; люди, прислушиваясь, говорили: «Француз что-то разгулялся, видно у него идет, попойка [18] То был канун первой годовщины коронации Императора Наполеона, и французы, вместо иллюминации, по-походному, подняв на длинных шестах огромные пуки зажженной соломы, приветствовали своего царственного вождя, при проезде по линии, криками виват! Останавливаясь, Наполеон говорил солдатам: «Завтра вам, храбрые, следует решить вопрос – чья пехота первая. Надеюсь, вы оправдаете ожидания Франции и мои; кончим поход громовым ударом!», и обеты французов подарить ему, вместо букета на его праздник, неприятельскую армию, выражались восторженными кликами, долетавшими до наших ушей; по мере его проезда и расстановок. Наши между тем, перекликаясь, тужили, что нет им по чарке. »…