Вскоре я уже не чувствовала себя столь же одинокой или психованной. Покажется странным, но я испытала облегчение, узнав, что по данным опроса, проведенного страховой компанией в 2006 году, 90 % американок говорили, что чувствуют себя неуверенно в финансовом плане, а 46 % абсолютно серьезно опасались окончить свои дни уличными бездомными. И почти половину этих последних составляли женщины с годовым доходом более ста тысяч долларов [6] Повторное исследование 2013 года дало очень похожие результаты – 27 % женщин из семей с годовым доходом более 200 тысяч долларов боялись «превратиться в бомжих».
. Если уж оказаться в канаве опасаются американки, зарабатывающие по сто тысяч в год (а опрос проводился еще до финансового кризиса), то мне, наверное, тоже передается этот массовый местный дискомфорт. Разница была в том, что для меня это был совершенно новый и незнакомый страх, тогда как для них он был привычным делом. Так что вполне возможно, что я перепутала причину и следствие. Вполне возможно, что я испытывала тревожность не потому, что приехала из другой страны. Возможно, она обрушилась на меня потому, что я стала превращаться в американку.
Шли месяцы, я упорно старалась освоиться и научиться жить с новой для себя неопределенностью. При этом мне казалось, что окружающие меня американцы становятся все более беспокойными, несчастными и все чаще склонны задаваться вопросом, что не так с их жизнью и страной.
Поскольку я переехала в Соединенные Штаты через пару месяцев после начала финансового кризиса, темы огромного разрыва между богатейшими американцами и всеми остальными и стагнации доходов среднего класса обсуждались все больше и больше. Политики, разумеется, тоже спорили о том, что делать, и делать ли что-то вообще, с десятками миллионов жителей страны, не имеющих доступа к страховой медицине [7] По данным американского бюро переписи населения, в 2009 году медицинской страховки не было у 16,7 % американцев (50,7 миллиона человек).
. Тем временем астрономические суммы медицинских расходов тяжелым бременем ложились на всех остальных. На вечеринках и тусовках одной из популярных тем разговоров были споры людей со своими медицинскими страховщиками.
Многие обсуждали также вопрос о том, что Америке следует делать по поводу своей слабеющей системы школьного образования. Я читала о малоимущих семьях, пытающихся перевести своих детишек из ужасающих школ в новые экспериментальные, которые должны были быть получше. Обеспеченные семьи ожесточенно конкурировали за престижные места в хороших школах, стоимость которых постоянно возрастала. Эта конкуренция переходила в сражения за повышение зарплаты, необходимое для оплаты не только заоблачных счетов частных школ, но и просто для покрытия расходов на обучение в ближайшем колледже.
Налицо были явные проблемы с американской мечтой.
Застигнутая всем этим врасплох, я отчаянно старалась привыкнуть – и к своему новому дому, и к богатству возможностей этой страны, и к бремени тревоги и неопределенности, которое Америка налагала и на меня и, похоже, на большинство моих знакомых.
Примерно в это же время Тревор предложил мне выйти за него замуж.
Официально мы вступили в брак морозным декабрьским днем в ратуше Нижнего Манхэттена. Свидетелями на церемонии были лучший друг Тревора с супругой. Потом мы отправились пить шампанское на Бруклинском мосту. Следующим летом мы устроили скромную свадебную вечеринку в Финляндии для родных и знакомых. Наши брачные обеты прозвучали солнечным августовским днем в березовой роще на берегу моря в Хельсинки.
Последний августовский номер журнала Newsweek за 2010 год появился в продаже как раз, когда мы возвращались из Финляндии к своей полной тревог американской жизни. На его обложке пестрели флаги разных стран мира, а в центре фигурировал дразнящий заголовок: «Лучшая страна на свете – это…» Победительницей, как оказалось, стала только что покинутая мной страна.
По возвращении в Штаты я уселась на диван читать о преимуществах Финляндии, от которых добровольно отказалась. Если я и мои друзья-американцы все сильнее погружались в стресс, перерабатывали, вели нездоровый образ жизни, недостаточно зарабатывали, чувствовали неуверенность в себе и в том, насколько лучше сложится жизнь детей, то в Финляндии дела у моих друзей обстояли иначе. Их работа правильно сочеталась с личной жизнью, у них было достаточно свободного времени и средств на по-настоящему восстанавливающий силу отпуск, к их услугам была общедоступная система здравоохранения, подходящая не только финнам, но и всемирно известному футболисту Дэвиду Бекхэму. За несколько месяцев до этого он порвал ахиллесово сухожилие и при всем богатом выборе лучших докторов мира отправился делать операцию в Финляндию [8] Бекхэм оперировался в Турку у финского спортивного травматолога Сакари Оравы.
.
Читать дальше