Борис Шагаев - О театре и не только

Кавказцев, евреев в театрах навалом, а азиатов в центре культуры нет. Или талантов нет, или просеивают через расовое сито. Не любят в России азиатов.

– А ты пиши про это. Что за дискриминация? Акцентируй. Застолби. Это не жалость вызывать к себе. Требуйте равноправия! Не комплексуй! – выговаривал мне по телефону режиссер-еврей.

Вернусь к награждению. Румын вручает мне диплом, а я стою под лучами софитов, и под сенью славы мэтров, а гордости нет. Вот, думаю, сам Товстоногов, Варпаховский и другие хлопают мне, а приеду домой, и начнутся наши орли-гарли, шари-вари. В заключение румын-ведущий пригласил награжденных в посольство на фуршет. Крики «ура» – все хотели напиться в такой день. Подошла критик Елена Ходунова, смотревшая мой спектакль в Элисте и выдвинувшая мою кандидатуру. И я вошел в эту знаменитую обойму.

– Поздравляю. Давайте знакомиться. В Элисте я посмотрела спектакль и уехала. С вами не побеседовала и город не видела, – с улыбкой сказала Ходунова. Я поклонился и стал что-то говорить, благодарить.

– Вы заслужили. Встретимся в посольстве, – и критик ускользнула.

В посольстве подошел к Товстоногову, а возле него кавалькада режиссеров, актеров, критиков. А Георгий Александрович с фужером шампанского при всех поздравил меня и спросил:

– Что со стажировкой? Не получилось?

Я рассказал о разговоре с Хамазой Е. в Министерстве СССР.

– Вы молодой. Еще побудете у меня.

Все подходили поздравляли Товстоногова. А он всем говорил, что вот человек из Калмыкии тоже получил награду. И все вынуждены были поздравлять меня. Сейчас я думаю, что Товстоногов специально держал меня около себя. Сам не титульной нации, и в моем лице поднимал наш этнос. Он был мудрец, интернационалист. Все это действо Товстоногов сознательно режиссировал в глазах театральной общественности. После выпитого под сенью его славы, я кайфовал.

Прошло какое-то время, и я приехал в командировку по линии ВТО в Москву. Здесь мне встречается Товстоногов с критиком Е. Ходуновой.

Товстоногов – Знакомьтесь, калмыцкий режиссер.

– Я смотрела его спектакль – заметила она.

Товстоногов: – Мы давно знакомы. Вы что забыли, премию получали на румынском фестивале?

–Да, да, – опять защебетала критикесса. Они заспешили по делам.

Следующая встреча была в доме отдыха «Творчество» в Комарово, под Ленинградом. Идут по аллее Товстоногов и его второй педагог Аркадий Борисович Кацман.

Товстоногов: – Аркадий, это калмыцкий режиссер Борис Шагаев.

– Знаю, знаю, Вивьеновский ученик, да и в Ялте вместе отдыхали в «Доме актера», – сказал Кацман и ушел за сигаретами в киоск. Мы с мэтром сели на скамейку. Георгий Александрович спросил о театре, сколько лет работаю, а потом вдруг спросил:

– Сколько лет, вы тогда говорили, ваш народ терпел унижения в Сибири?

– 13 лет, – отчеканил я и удивился, что мэтр помнит наши разговоры.

– Большой срок. С 1933-го до 1949 года я работал в Тбилисском ТЮЗе, и помню события, происходившие в Грузии. Арестовали многих грузин. Они шептались и кляли Сталина, а теперь они же памятники ему ставят. В моем спектакле о Ленине «Перечитывая заново» есть сюжет о Сталине. Негативный, надо отметить, хоть и развенчали «культ личности». Сталинизм надолго застрял в умах и будет долго сидеть в умах и последующих поколений, – задумчиво произнес Товстоногов и закурил.

И он оказался прав. Прошло время, а в России опять ностальгия по сталинским временам, по вождю, по диктатору. В Испании Франко опять поднимают на «Щит». В Украине тоскуют по Бандере, в Италии вспоминают Муссолини. Недавно прошла передача Соловьева о Муссолини, где в кадре постоянно сам автор, местами даже проскальзывала нотка сочувствия к дуче. Зачем такие передачи? Лишний раз себя пропиарить? Вывихнутых людей с внутренними аномалиями везде хватает. В России Сталин, как чистый глоток воздуха для некоторых. Потому и вспоминают они его «железную руку».

Товстоногов был всегда в гуще жизни, и был профессионалом величайшего класса. И великим гражданином. Не зря театр имени Горького стал театром имени Товстоногова. Товстоногов был особой породы. Мыслитель. Никогда не говорил о своих достижениях, о себе. Но знал и помнил о тяжкой участи калмыков.

СМОКТУНОВСКИЙ

Быть добрым и порядочным выгодно.

Пришла осень. Моя осень. Идет листопад-дней у меня. Каждый день дорог. Хорошо бы еще несколько лет листопада. Но мы полагаем, а ОН располагает. И как-то ОН послал мне мысль написать о знакомых известных людях обеих столиц. Я писал о тех, кто оставил добрый след в душе, хорошо отзываясь о нашем народе.