Хелена Янечек - Герда Таро - двойная экспозиция

– Перед кем ты тут разглагольствуешь? Перед горами? – с легкой усмешкой осадила его Герда.

Георг взял плитку шоколада, которую Герда протянула ему в знак примирения, уже стоя на лыжах на чистом снегу, и надкусил свою дольку, изобразив на лице наслаждение горьким вкусом.

Вилли не решился последовать его примеру, он был сбит с толку. Эта шпилька Герды без сомнения означала отказ (и это не могло его не обрадовать), но очевидно и то, что его друг в очередной раз пустил в ход свое красноречие, чтобы завлечь Герду, убедиться, что она на его стороне. Политические союзы под видом союзов любовных. Так повелось с той поры, когда она вошла в их компанию. Вилли не был рожден ни для того ни для другого, хотя со временем выяснилось, что он способен на незатейливый комплимент («Как тебе идет эта голубая блузка, эта прическа, у тебя такой отдохнувший вид») и даже может выговорить: «Как я рад тебя видеть», что должно было означать: «Я тебя люблю». Но так было с другими женщинами, за которыми он ухаживал, с женщинами, искавшими серьезных отношений. С Гердой подобные выражения были рискованными: в ответ она могла уколоть острой шуткой или потрепать его по голове – в прямом смысле или в переносном.

« Ach , Вилли».

У Георга Курицкеса был совсем другой репертуар: заговорщицкие намеки, комплименты под видом насмешки, пространные рассуждения с цитатами из Ленина, Маркса, Розы Люксембург и декламацией стихов Гейне. Как только Герда приехала в Лейпциг, он вступил в состязание с ее женихом из Штутгарта, не выдав себя ни единым словом, но пустив в ход весь свой словесный арсенал. Может, именно за это она выбрала студента-медика, пусть он и не мог предложить ей той роскоши, к которой ее приучил дорогой Питер, импортер колониальных товаров, потомок ганзейской торговой династии? Возможно, нет. Георг жил в километре от нее. Ей хотелось страстных ухаживаний, замешанных на страсти к политике: ее‑то Герда уж точно приняла всерьез. Ей хотелось соответствовать Лейпцигу и новым временам. Герде несказанно повезло, что она нашла себе такого наставника: она звонила в дверь на Фридрих-Карл-штрассе, когда вздумается, забывала в мансарде Георга книгу или перчатки, теряла шпильки для волос, и никого в доме не смущало, что последней из гостей остается девушка.

Потом Георг Курицкес поступил в университет в Берлине, и Герда часто ездила к нему. В понедельник она возвращалась в Лейпциг: ее глаза сияли, сияло все лицо, жесты становились плавнее, когда она с упоением пересказывала Таксе прекрасные берлинские выходные. «Так вот какой становится женщина, когда может свободно быть с мужчиной», – расстроенно заключил Вилли. Как королева в столице – все принадлежит ей, и она проходит по своим владениям, величественная и великодушная. Прогулки в Тиргартене, пока Георг на занятиях, американские джазовые оркестры, монументальный рационализм новых кинотеатров и впечатляющая строгость кирпича, из которого великий архитектор Мис ван дер Роэ (еще в Штутгарте она восхищалась его поселком Вайсенхоф) возвел угловатую стену в память о Карле Либкнехте и Розе Люксембург. «Ты правда решил отвести меня на кладбище?» – спросила она, но купила у какого‑то бедолаги розу и возложила ее поверх увядших цветов. Без Георга ее яркое сияние угасало, электрический заряд ослабевал. Но Герда все равно чувствовала себя прекрасно – в Лейпциге, здесь и сейчас.

Воздух Северного Буффало в это солнечное воскресенье пахнет скошенной травой и немного бензином. Доктор Чардак вдыхает его вместе с дымом второй или третьей послеобеденной сигареты. Он наслаждается ей как доказательством, что он может позволить себе роскошь бездельничать. Сейчас вокруг домов оживленно: люди подкрашивают стены, прибивают доски, чинят водостоки и, по‑видимому, получают от этого искреннее удовольствие (дети уж точно). Он не может не восхищаться этим немудреным способом подновить дух фронтира, вытащив его из ящика с инструментами. Ему самому потребовались годы, чтобы решиться и осесть на месте, он совершил на машине настоящую одиссею, так как аэропорт закрыли из‑за плохой погоды (зима тут могла ударить неожиданно), и долго искал подходящий дом. Но ведь ему здесь хорошо, он перестал скучать по Нью-Йорку.

Как давно он не получал вестей от Штайнов? В последний раз Фред упоминал о проблемах со здоровьем – он сдал, но не настолько, чтобы упустить эпохальные события: фотосессия Дитрих, по‑прежнему харизматичной, несмотря на возраст, потрясающий незапланированный снимок Хрущева, фото Вилли Брандта, вечного друга с вечным выражением лица, и сенатора Кеннеди (политик не впечатлил его, и портретом Фред был недоволен, но надеялся, что его изберут). Он даже планировал короткую и безболезненную поездку в Германию и уже забронировал билет на самолет…