Михаэль Штайдль - На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

– Ночью приключился один и вправду удручающий случай, – продолжает Майк. – Молодая женщина, лет 25, с метастатическим раком легких в конечной стадии. Совсем уже слабая. Лежит в седьмой палате.

Мы еще пару минут молча убираем. Затем он останавливается и поворачивается ко мне со словами:

– Это очень угнетающе. Я имею в виду, понятно, если это человек в возрасте или заядлый курильщик. Но здесь… У нее просто не было времени сделать что-то не так.

Звонит телефон в нагрудном кармане Майка. Он снимает резиновые перчатки, бросает их в мусорку и берет трубку.

– Да?

Слушает, вскидывает брови и поднимает указательный палец вверх. Это необычный звонок.

– Реанимация, – шепчет он мне и объясняет порядок действий в таких случаях. Руководство оповещает главного хирурга-травматолога, тот записывает информацию и отправляет новость одновременно бригаде скорой помощи и всем, кто задействован в так называемом процессе противошоковой терапии: главному врачу и заведующему отделением неотложной помощи, анестезиологу, заведующему отделением травматологии, радиологу, абдоминальному хирургу, в лабораторию. Так в считанные минуты извещается вся команда.

Майк кладет трубку.

– Женщина, около пятидесяти лет. На скорости сто километров в час врезалась в дерево. Ее до сих пор вырезают из машины. Она почти не реагирует на речь.

Я чувствую покалывание в руках и ступнях, немного кружится голова. Но разве я не для этого здесь? Разве я не хотел собственными глазами увидеть, как в отделении неотложки медики вызывают смерть на дуэль? Возможно, время пришло.

– Ясно, – говорю я, снимая резиновые перчатки. Мы к этому готовы, не так ли?

Перед тем, как выйти из комнаты, Майк внимательно осматривается. В кабинете шоковой терапии, куда я следую за ним, он включает компьютер и проверяет, все ли на своих местах. Спустя некоторое время становится понятно, насколько медленно иногда тянется день в терапевтическом блоке. Как раз в этот момент к нам поступает пожилая женщина без сознания с высокой температурой и подозрением на менингит. Поскольку на лечении находятся уже два инфицированных пациента, требующих изоляции, начинается постепенное оживление. В шоковый зал входит статный мужчина в белом. На вид ему не больше 35.

– Это Патрик, – говорит Майк, – дежурный хирург.

Я быстро представляюсь, и доктор приветствует меня кивком.

– Ночь была тихой, – говорит он, – мне даже удалось подремать.

Через минуту появляется анестезиолог, затем один за другим входят другие члены команды реанимации. О предстоящей операции говорят только косвенно. Кто-то смотрит на часы над входом.

– Осталось десять минут.

Я выхожу в коридор и смотрю на двойную дверь, сквозь которую санитары ввозят на каталках самых тяжелых пациентов. Это кратчайший путь к шоковому залу, а еще он уменьшает время ожидания в приемной для родственников и пациентов, которых необходимо осмотреть. Здесь все спокойно, в отличие от терапевтического блока, из которого то и дело доносятся лихорадочные команды.

– Мне нужен ультразвук!

– Я же уже говорил, у нас нет свободной койки. Пусть везут дальше, черт возьми!

– Кристоф, посмотришь быстренько в большом зале? Я не могу сейчас отойти.

– Где же тогда сейчас ультразвук?

Семь минут. Майк уже давно рассказал, к чему я должен быть готов. У мотоциклистов, к примеру, встречается оскольчатый перелом, при котором тазовые кости крошатся в виде крыльев бабочки. Врач скорой помощи или санитар предусмотрительно фиксирует место перелома ремнем. Когда в процедурном кабинете повязку снимают, может случиться так, что начнется внутреннее кровотечение и пострадавший в аварии погибнет от кровопотери за считанные секунды. Я глубоко вдыхаю. Снова это странное покалывание.

Скрип, открывается дверь. Появляется санитар скорой помощи, он тащит за собой носилки вместе с коллегой и врачом. Они прибыли на пять минут раньше, чем обещали. Однако все уже готово: все семеро членов команды реанимационной помощи облачены в перчатки и процедурные халаты. Отступаю на пару шагов, чтобы не мешать. А затем все происходит очень быстро.

В шоковую палату вносят носилки. На них лежит пострадавшая, под покрывалом, скрывающим все, кроме лица и гладких светлых волос. Сначала мне кажется, что она крепко, почти умиротворенно спит, но мгновение спустя она поднимает веки и с непониманием смотрит на окруживших ее со всех сторон людей. На губах, обнажая морщинки, играет полуусмешка, а затем она приходит в себя.