Никита Трофимов: Золото в снарядном ящике…

А иногда они, только отдав швартовые концы, безмолвно исчезали в зимней мгле Кольского залива, растворившись в налетевшем снежном заряде. Так часто было, когда они уходили на отработку ПЛЗ – начальство предусмотрительно считало, что учиться искать подводные лодки лучше всего в хреновую погоду и при неблагоприятном типе гидрологии – чтоб служба раем не казалась! И в утренние часы, когда чуть-чуть отступала темнота полярной ночи, корабли серыми тенями стелились над морем и только два вертикальных столба брызг в районе крыльев ходового мостика выдавали то, что это одинадцатьпятьдесятпятые щупают посылками своих «Полиномов» море: «Где ты, лодка? Иди сюда, мы тебя ждём! Наши акустики смотрят в экраны до боли в глазах, «румыны» готовят торпедные аппараты, в погребах лоснятся от смазки реактивные глубинные бомбы для РБУ, под вертолётной площадкой в залитом ярким светом отделении СПУ готовится к работе фантастический космический корабль – летающее блюдце буксируемого носителя антенного излучателя «Полинома»!

«Сталинские соколы» – наши корабельные вертолетчики во флюоресцентно-оранжевых морских спасательных комбинезонах – уже готовы забросать тебя полем радиогидроакустических буёв! Нет-нет, не уйдешь!» А потом долгожданное: «Эхо-пеленг 235 градусов, дистанция одиннадцать двести, шум эха выше! – Классификация контакта!..» И они бегут в строю фронта, загоняя супостата (или своего брата-подводника) на барьер стационарных буёв или заботливо выставленное Ил-38 или Ту-142, или даже старичком Бе-12 поле. Затем исчезают вдали, оставляя после себя ни с чем не сравнимый для моряка, еле уловимый запах сгоревшей в газовых турбинах солярки. Мы смотрели на них с бортов и мостиков сторожевиков – ах, как всё-таки вы были удивительно красивы – рассекающие студёную волну Баренцева моря «четырёхтрубные флагманские каютоносцы» 10-ой бригады 2 дивизии противолодочных кораблей Кольской флотилии разнородных сил Северного флота.

Я становился офицером на сторожевых кораблях 2-го ранга «Громкий», «Бессменный», «Резвый» и обожаю эти корабли, но сердце моё навсегда принадлежит «Фрегатам» – именно так звучит шифр документации больших противолодочных кораблей 1-го ранга проекта 1155.

скр «Громкий»

Зима в тот год выдалась скверная – наступила-то она, как полагается, в начале октября, присыпала снегом города и посёлки, затянула озёра льдом, всё было как обычно, но в декабре ударили морозы, столбик термометра сбежал куда-то вниз и стал гулять между 40 и 45 градусами. Для жителей Североморска это было непривычно: избалованные близким Гольфстримом и незамерзающим Кольским заливом, они были согласны на минус 20 или 25 градусов, что тоже при высокой влажности не подарок. Зато буйствовало северное сияние, ярко горели звёзды, ветер затих где-то там, за снежными сопками, а в кристально чистом воздухе издалека слышались «скрип-скрип-скрип» под ногами редких пешеходов, стремящихся побыстрее добраться до дверей своих квартир – туда, в тепло, в тепло!..

Корабли, стоявшие у причалов, в приглушённом свете береговых фонарей и палубного освещения выглядели фантастически красиво. Каждый леер, фал, антенна были покрыты длинными иглами ледяной влаги, поднимавшейся от местами не замёрзшего даже в такой холод Кольского залива (у берега да между бортами кораблей лёд всегда ломается, не успевает встать) и поэтому были похожи на пушистые ёлочные украшения к Новому году. В такие вечера, после развода корабельного дежурства и вахты, хорошо поужинав, было очень приятно в нарушение корабельных правил рухнуть, не раздеваясь, на койку в каюте и почитать что-нибудь из В.В.Конецкого.

Что я, командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) сторожевого корабля «Резвый», и сделал однажды вечером.

«Тащ сташант, шушеня!» – раздалось вдруг вместе со стуком в каютную дверь из коридора. В переводе с бойцовского-военно-морского на русский это значило: «Товарищ старший лейтенант, прошу разрешения войти!» В каюту шагнул всегда сияющий улыбкой старший матрос Мураховский – рассыльный дежурного по кораблю.