Станислав Сахончик - Белая бригада

Затем адмирал лаконично и очень четко поставил задачи на первый день, после чего строй был распущен, офицеры расставили людей на работы, и дело пошло. Оно не прекращалось ни днем, ни ночью, на воде и под водой, целых два долгих месяца.

Контр-адмирал Акимчик парил над этой суетой, держа «всех и вся» в поле своего зрения, разнося и поощряя разношерстную толпу военных и гражданских, подчинив всех своей железной воле. Когда он спал – не знал никто. Когда ночью вахтенные помощники со штабного ледокола по временным, обледенелым дощатым мосткам каждые два часа ползали проверять крен, он был на мостике и выслушивал доклады. Рано утром он обходил места работ, затем из ходовой рубки по радио знакомил всех с обстановкой, воздавая должное всем и каждому сообразно его заслугам, потом весь день допоздна работал в штабе. Даже еду ему носили в каюту.

Дважды адмирала прихватывал приступ радикулита, я как мог ставил его на ноги уколами и мазями, за что он скрепя сердце официально перевел меня из разряда «ушастых физдронов» в категорию нормальных людей. Иногда по ночам, когда я был на вахте, он беседовал со мной о поэзии и смысле жизни, наизусть цитируя древних философов и поэтов, не забывая, впрочем, напомнить, что не мешало бы сбегать на всплывающую корму ПКЗ и измерить крен. Мужик он был образованный, – как-никак две академии, но цитировать наизусть Овидия в ходовой рубке – это, знаете ли, высший пилотаж.

Однажды утром адмирал перед разводом как обычно подошел к рации, нажал тангеиту микрофона и застыл, открыв рот. На его персональном кресле красовалась ушастая плюшевая кукла Чебурашка в черной картонной фуражке с «крабом», контр-адмиральским погоном в лапах и надписью «С днем рождения!» на маленьком плакатике. После секундного замешательства адмирал произнес: «Ну, мля, физдроны…», затем загнул еще пару изысканных выражений и закатился радостным смехом. У него действительно был день рождения!

И тут-то многоопытный адмирал, расслабившись, допустил маленькую оплошность.

Все бы ничего, но он забыл отключить микрофон, и все комментарии вместе со смехом были немедленно разнесены мощными корабельными динамиками по всей бухте, услышаны, поняты и с энтузиазмом подхвачены моряками, выстроенными на кораблях и пирсе для утреннего развода.

Смех катился, набирая силу по боевым кораблям и спасательным судам, витал над черными шеренгами матросов и офицеров, гремел железным эхом в пустом плавучем доке и отражался от окрестных сопок. Тряслись от хохота толстые тетки на камбузах, даже не понимая в чем дело, за компанию ржали стройбатовцы в казарме. Даже от водолазов пузыри из-под воды пошли вроде веселее. Солнце только проглянуло из-за сопок, а всем уже было весело. Славно начинался адмиральский день рождения!

К Новому году операция по судоподъему закончилась, обгорелые корпуса подняли и отбуксировали на металлолом, потери восстановили, кого-то, как водится, наградили, кого-то сняли – и жизнь пошла своим чередом.

Адмирал Акимчик снова отправился к себе в штаб, править обычную рутинную службу до следующего ЧП, которое не заставило себя ждать менее чем через месяц.

Меня перевели на танкер, идущий в Красное море, и больше с эти незаурядным человеком судьба меня не сводила.

Оставив позади тысячи миль и полдюжины морей, танкер «Вилим» подходил к Адену. Дальнейший курс лежал в порт Марсель, где ему предстояло пройти капитальный ремонт и дооборудование. В танках оставалось несколько тысяч тонн топлива, которое было необходимо слить в береговые резервуары нашей военно-морской базы, располагавшейся в то время на архипелаге Дахлак в соседней Эфиопии. Это было довольно мрачное местечко – раньше, при итальянской оккупации, там располагалась каторжная тюрьма, ну а для наших моряков Дахлак был чем-то вроде «зоны отдыха».

Отдых, конечно, весьма сомнительный, так как возле Дахлака проходили морские пути контрабандного снабжения оружием эритрейских сепаратистов и кровопролитные схватки эфиопских сторожевых катеров и эритрейских шхун в море были далеко не редкостью.

После короткой стоянки в Адене танкер, пополнив судовые запасы продовольствия и заправившись дефицитной питьевой водой для базы, в сопровождении сторожевого корабля «Летучий» направился в сторону Дахлака. Никто из экипажа в этих местах не бывал, поэтому все казалось в новинку. Стояла удушающая жара, был полный штиль, от испарений горючего над танкерной палубой стояло марево, сквозь которое с мостика виднелись только размытые очертания носового флагштока. Народ без нужды на верхнюю палубу не вылезал, ходил буквально «на цыпочках», курение было строжайше запрещено, хотя моряки танкерного флота и так подбирались в основном из некурящих. Малейшей искры было достаточно, чтобы судно взлетело на воздух.