Станислав Сахончик - Белая бригада

Форштевень танкера уже разрезал волны Средиземного моря, обходя торчащие из воды клотики мачт потопленных у Порт-Саида кораблей и держа курс на Бизерту. Египетский берег быстро таял за кормой.

Вот так буднично и сбылась моя детская мечта, и хотя я тогда так и не ступил на египетскую землю, но пирамиды все же увидел. Долгая дорога в Египет закончилась, как красивая сказка, – очень обычно. Но впереди были еще тысячи миль других дорог… Целая жизнь! Еще много раз пришлось мне проходить Суэцкий канал и Босфор, но таких ярких впечатлений, как в первый раз, я, конечно уже не испытывал. Наверное, ко всему привыкаешь, даже к долгожданному исполнению заветной детской мечты.

Утреннее солнце торжественно поднималось из-за гор Марсейвер, озарив сиянием статую Святой Девы на шпиле базилики Нотр-дам-де-ля Гард, прошлось по вершинам небоскребов делового центра Марселя, и город сразу засветился каким-то праздничным светом. Море стало похоже на расплавленное серебро, по которому словно маленькие черные точки двигались баркасы рыбаков, возвращавшихся с ночного лова со стороны острова Иф. Из легкого утреннего тумана прорезались зубцы башен старинного форта Сен-Жан, несколько веков охраняющего вход в гавань Вье Пор.

Я уже не первый раз наблюдал эту картину (моя вахта приходилась на предутренние часы), но каждый восход солнца совершенно не был похож на другие. Стоял ноябрь – золотая пора средиземноморской осени. Желтым и красным отливали клены и каштаны в скверах на рю Каннебьер, южное солнце уже не пекло как прежде, да и ночи стали заметно холоднее.

Наш танкер несколько месяцев находился на капитальном ремонте в порту Марселя, мы успели привыкнуть к Франции, спокойно бродили по улицам города, маленьким рынкам и магазинчикам, пили крепчайший мокко с круассанами в кафе возле старых мушкетерских казарм на Мадраге и считались завсегдатаями в портовом кабачке «Ле Навигатер». Местная портовая публика нас уже узнавала и всегда старалась поднять нам настроение приветливыми возгласами: «Салю, рюсс! Сибир-р, водка, балалайка!». Правда, на этом познания о России обычно и заканчивались. Даже колоритные старики, степенно игравшие в шары в соседнем сквере и удивительно напоминавшие пресловутых «пикейных жилетов», завидя нас, приветственно махали руками.

Но сегодня какое-то беспокойство чувствовалось среди рабочих-ремонтников, на все лады повторялось слово «мистраль». К вечеру объявили штормовое предупреждение, завели дополнительные швартовы, раскрепили что можно на верхней палубе, задраили люки и иллюминаторы. Обычно оживленный порт сразу опустел, лишь на стоянках осталось несколько десятков забытых автомашин и зачехленные яхты на прицепах. И странное дело – куда-то сразу исчезли вездесущие портовые крысы. Эти здоровенные, жирные и наглые твари обычно шныряли повсюду днем и ночью.

Из-за гор с пугающей быстротой сплошным потоком скатывалась черная мгла, постепенно укутывавшая холодным покрывалом весь город. В воздухе неожиданно заплясали снежинки, а с моря донесся низкий гул надвигавшегося шторма, очень скоро накрывшего порт. Засвистел ветер, сплошной стеной полетел снег вперемешку с песком. Громадные волны перехлестывали через волнолом, снося все на своем пути и оседая на причалах и палубах судов пеной и ледяными брызгами.

Налетевший шквал походя смел с причала в воду машины и яхты, которые беспомощно дрейфовали по внутреннему бассейну порта и тонули, вдребезги разбиваясь об его каменные стены. Мы наблюдали за разгулом стихии из ходовой рубки, откуда была видна лишь небольшая часть порта. Внутри бассейна вода словно кипела, завихряясь водоворотами и бешено крутящимися воронками, в них в хлопьях пены мелькал какой-то хлам. Судно вздрагивало от порывов ветра, скрипели туго натянутые швартовы, в стекла рубки стучали песок и мелкие камешки, хлопали на ветру обледеневшие чехлы шлюпок, жалобно завывали антенны.

Хотя мы не раз бывали в подобных переделках, особенно в Индийском океане, но как-то непривычно было штормовать на суше. В соседнем заводском бассейне сорвало со швартовов и навалило на стенку алжирский сухогруз, а в сухом доке опасно накренился на кильблоках американский эсминец «Джонас Ингрэм». Вдобавок ко всему лопнули обледеневшие провода, и участок порта на несколько часов остался без света. Мгла снаружи сгустилась до черноты, пришлось запустить вспомогательный дизель и включить стояночные огни. Обледеневшая палуба превратилась в каток, надстройки блестели от ледяных потеков, на шлюпбалках и кранах повисли целые сталактиты льда. Поскольку в такую погоду к нам вряд ли кто-нибудь осмелился бы прийти, капитан приказал поднять трап, а вахту нести в рубке. Не приведи господи кому-нибудь оказаться в это время снаружи.