Валерий Левшенко: Приключения парня из белорусской деревни, который стал ученым

У Вяткина на рыбные места был какой-то нюх. Была это интуиция или еще что-то, но всегда его тралы были с рыбой, и поэтому у него не было проблем с кадрами. Любому рыбаку нужен хороший заработок.

Жил Вяткин со своей семьей в Поселке. Но интересен он для этого рассказа потому, что летом к нему и к другим его родственникам приезжала студентка Дальморерыбвтуза из Владивостока. По моим представлениям, ничего особенного, а вот Виктор на нее, что называется, запал. Когда говорил о ней, речь его становилась невнятной, глаза горели, как у сумасшедшего (правда, мы сумасшедших никогда не видели, но почему-то считали, что знаем, как они выглядят).

Вечером они гуляли по Центральной улице, а к ночи счастливый Виктор возвращался в наш домик. Так продолжалось до августа, а потом она на пароходе «Петропавловск» уплывала в Петропавловск-Камчатский, а оттуда во Владивосток. Как мы их провожали – это тема отдельного рассказа, но героем его будет уже Александр.

На следующий год по моей протекции Виктор был принят в Институт и приехал к нам в отряд уже полноправным сотрудником. Да и со студенткой дела его уже явно шли в гору. Иногда во время прогулок по Центральной улице она разрешала брать себя за руку, и, по его рассказам, это давало повод думать, что она к нему неравнодушна, и наполняло его счастьем и надеждой. В общем, если забыть о его жене и детях, довольно обычная история.

В конце августа девушка на пароходе ушла в Петропавловск и оттуда к себе во Владивосток, а он остался. Бедный Ромео к концу сентября весь извелся, исхудал, и я вынужден был отпустить его из экспедиции. Чего не сделаешь ради такой невиданной любви? Однако начальство не поняло моего благородства. С людьми было туго, особенно со штатными сотрудниками, и в наказание меня попросили из замначальников. Правда, оставили начальником отряда, так что для меня практически ничего не изменилось, а для других это стало уроком.

В отпуск я прилетел в Москву. Виктор уже был там. Он рассказал, что этот Дальрыбчего-то находится не в самом Владике, а в городке поблизости, где он и прокантовался целую неделю. Студентка была к нему холодна, и он уехал не солоно хлебавши, хоть и собирался на ней жениться. Какая жена, какие дети, если такая любовь? А тут еще институтские бюрократы требуют от него отчет о работе, так как он был в экспедиции всего полтора месяца.

Уф, давайте передохнем, а я вернусь года на два-три назад. В то время в экспедиции мне на глаза попалась книжка по факторному анализу применительно к погоде. Месяца три я разбирался в математике, теории вероятностей, а потом подумал: почему бы не применить эту методику к нашим работам? Результат оказался ошеломляющим.

Благодаря факторному анализу можно узнать, значим какой-то фактор для изучаемого процесса или нет. Морякам погибающей подводной лодки все равно, как сбросили бомбу и на какую глубину поставили взрыватель, если взрыв произошел слишком близко. Другое дело сейсмика. Факторный анализ показал, что очень важно, как с эсминца сбросили бомбу: плашмя она ушла в воду или торцом. Такой же значимой оказалась и глубина взрыва, ведь взрыватель ставится на 90 метров, а реально взрыв имеет точность ±5 метров глубины. Я уже не говорю о точности выхода в точку. Она оказалась тоже очень существенной для волновой картины, записывающейся береговыми станциями, на удалениях от точки взрыва до 200 километров.

Напомню: результат этот дала теория. Чтобы подтвердить ее или опровергнуть, эсминцы практически весь 1972 год ходили в окрестностях наших точек по так называемым крестам. На полном ходу через 50 метров в интервале глубин 85–95 метров они бросали бомбы, фиксируя, как те уходили под воду. Дело это непростое и трудоемкое, но теория нашла свое полное подтверждение.

Есть люди, которые считают, что следует избегать слов «эсминец», «бомба», «взрыв» и т. д., поскольку существует некое недремлющее наблюдающее око, которое может причинить много неприятностей. Причина моей смелости заключается в том, что с тех событий прошло почти полвека – мне кажется, любое око устанет наблюдать.

Но вернемся к Виктору. Я сказал ему, что у меня есть материалы – по их образу и подобию можно рассмотреть какой-нибудь другой признак, и все будет в порядке. Передав ему свои материалы, я улетел на Камчатку. Как я узнал позже, он просто заменил мою фамилию на свою, не изменив в тексте ни единой буквы.

В 1974 году мы уже работали в Средней Азии – в удаленном озере просвечивали взрывами заполнение водой Токтогульского водохранилища для определения динамики нагрузки на дно. Ребята были очень недовольны руководством экспедиции и написали заявление в партийное бюро Института. Я в этот день был на базе и отговаривал их, но это не помогло. Доставить эту «заяву» в Москву вызвался Виктор, который улетел в тот же день.