Аркадий Шварцер - Хроники спекулянта. В поисках утраченного антиквариата

Вот данные первого послевоенного лета 1945 года с колхозных рынков, учитывая разброс цен в республиках: мука, за 1 кг, – 140–300 рублей, мясо (говядина) – 50–100 рублей, молоко, за литр, в пределах 25 рублей, картофель – 10 рублей за килограмм.

За пачку папирос просили от 6,3 рубля официально и до 75 рублей на чёрном рынке. Мужское пальто – 3000 рублей, столько же стоил костюм. Это были настоящие предметы роскоши. Пальто и костюм носили только очень состоятельные люди. Флакон одеколона – 400 рублей, чайник латунный – 500 рублей, кастрюля алюминиевая – 140 рублей.

Отмечу, что многие военнослужащие всех своих честно заработанных денег не видели, поскольку обязаны были покупать облигации Госзайма на «добровольной» основе.

Теперь подсчитаем чистый совокупный доход военнослужащего за все четыре года Великой Отечественной войны.

Рядовой красноармеец-пехотинец за всё время войны мог получить 816 рублей, снайпер – 1440 рублей, лейтенант – 28 800, майор – 40 800, генерал – 124 800, а маршал – сами посчитайте. Простой военврач мог получить 38 400 рублей за четыре года. Получается, что рядовой солдат, если ему повезло и он остался жив, мог на свою совокупную зарплату за четыре года купить по окончании войны два флакона одеколона. Зато офицер мог позволить себе костюм и пальто.

Понятно, что не за деньги люди воевали и умирали, но ясно и отношение властителей страны к своему советскому народу-победителю.

Середина семидесятых. Мы с дядей Изей едем в электричке на дачу в Храпуново. Дача принадлежала деду моей жены. Когда садились в электричку, то еле протиснулись в тамбур. Людей было так много, что войти дальше в вагон оказалось невозможно. Стоим плотно прижатые друг к другу в тамбуре, как сельди в бочке. Июльская жара. В вагоне страшная духота. Все обливаются потом. Дышать нечем. Короче, обычная электричка из Москвы субботним утром в разгар лета.

На какой-то остановке в тамбур втискивается баба с мешком и сразу начинает истошно орать высоким голосом. Худой доходяга-мужик просит её перестать орать, но добивается обратного эффекта – баба теперь орёт и на него, всячески оскорбляя. Народ застыл в ужасе, больше никто не хочет с ней связываться. Приходит мысль, что, видимо, таким и должен быть настоящий ад в загробной жизни.

И вдруг, к моему испугу и неудовольствию, дядя Изя поворачивается к ней и говорит:

– Женщина, прекратите орать, и так всем тошно.

– А ты, армяшка, вообще заткнись, – визжит баба в ответ, и тамбурный люд замирает в преддверии новой перепалки. Напомню – дядя Изя совсем не был армянином, что не каждый способен различить.

И тут мой дядя совершает немыслимый поступок. Он – седой солидный мужчина, повернувшись к чёртовой бабе, громко и натурально… залаял:

– Ав-гав-гав! А-ы-ы-ав!

– Ты что, сумасшедший? – вдруг неожиданно тихо и с испугом спросила баба.

– Ы-ры-ры! – дядя оскалил зубы и дёрнулся к бабе. – Р-р-р-р, – страшно зарычал он.

Тамбур бы остолбенел, если бы и так все не стояли столбами. А крикливая баба, к моему огромному удивлению, заткнулась и молчала, с ужасом поглядывая на дядю, пока мы не сошли в Храпуново.

– Почему она замолчала? – спросил я дядю Изю, пока мы шли от станции. – Почему она не ответила вам руганью?

– Всё очень просто. Она решила, что я сумасшедший и, значит, могу её укусить. Ты же видел, как я оскалился и застучал зубами? – Дядя захохотал. – Она и правда подумала, что я её укушу. Есть такой приём в психиатрии – шоковая терапия. Обычно под шоковой терапией понимают инсулиновую или электросудорожную терапию, но можно и по-другому шокировать больного. Вот пока идём, расскажу тебе одну историю из моей практики.

После войны я ещё много лет служил на Камчатке. И вот как-то перевели меня из одной части в другую. Меняли нас регулярно – сталинская политика. Я к тому времени занимал полковничью должность и был главным врачом полка. Приезжаю на своё новое место службы и принимаю дела у тамошнего военврача. А он оказался моим однокашником, вместе учились в мединституте. Он мне и говорит:

– Эх, Изя, не повезло тебе страшно. У жены здешнего комполка регулярно бывают истерики. Её, конечно, можно понять: она не работает, скучища тут смертная, заняться ей нечем, вот и бесится. Минимум раз в неделю с ней случается истерический припадок: рыдает, кричит о своей загубленной жизни, ругает мужа последними словами, грозится покончить собой. Комполка, разумеется, вызывает меня. Обычно истерический припадок случается с ней часа в три ночи.