Алла Бегунова: Одиночный выстрел

– Будем играть в молчанку, Алексей Богданович? – спросил Белов, несколько смягчив тон.

– Что я должен вам сказать? – промямлил Павличенко.

– Разве непонятно? Вы же явились сюда, чтоб сделать предложение руки и сердца моей дочери Людмиле. Правильно?

– Н-ну… В некотором смысле да…

– Вот и ладушки, – Михаил Иванович поднялся, открыл сейф, стоявший у стены, достал оттуда початую бутылку коньяка, наполнил до краев хрустальную рюмку и протянул ее молодому агроному. – Выпей-ка, голубчик. А то бледен ты, как смерть… Тебя вместе с вещами сейчас доставят на Привокзальную улицу, в дом родителей.

А завтра, часика в три, мы с супругой к вам подъедем. Надо обсудить детали бракосочетания…

Влияние компетентных органов на жизнь населения Советской страны было велико, но небезгранично.

Пусть несовершеннолетнюю Людмилу Белову расписали в местном ЗАГСе с Алексеем Павличенко, отступив тем самым от статьи 186 «Б-прим» Гражданского кодекса Украинской ССР. Пусть она получила свой первый паспорт именно на фамилию мужа. Пусть его родители весьма любезно приняли юную невестку, попав тем самым в сваты к сотруднику НКВД. Пусть отец расщедрился, и «медовый месяц» новобрачные провели на снятой им отдельной квартире, в полной мере вкусив прелести уединения.

Трудности ученицу девятого «А» класса ждали прямо за порогом отчего дома. Изменить что-либо в данной ситуации оказалось не под силу даже самому могущественному ведомству. Только узнала об этом Людмила Павличенко не сразу.

Белая Церковь с населением, не превышающим сорока тысяч человек, являлась небольшим городом, где сплетни распространялись с невероятной скоростью. В Белой Церкви обитали провинциальные люди, воспитанные в строгих правилах христианской морали. Канули в Лету безумства первых послереволюционных лет, когда брак объявили вредным буржуазным предрассудком и призвали молодежь к свободным сексуальным отношениям. Ныне семью опять считали ячейкой общества, и добрачные половые связи сурово осуждали. С этой точки зрения, пятнадцатилетняя Людмила Белова, ставшая Павличенко на четвертом месяце беременности, была обыкновенной блудницей, грехопадение которой сумел прикрыть отец. Как ни странно, городское общество сочувствовало не ей, а выпускнику сельскохозяйственного техникума, красавчику и лучшему танцору.

В конце января 1932 года молодой супруг отбыл к месту работы в Херсонскую область. Людмила начала вновь посещать уроки в средней школе № 3, где училась с первого класса и где ее вроде бы все знали. Она была отличницей, хорошей спортсменкой и активисткой пионерского движения. О том свидетельствовал ее портрет на школьной Доске почета, успешно сданные нормативы на значок «Будь готов к труду и обороне», единогласное избрание в совет пионерской дружины. Но… Оказалось, что все это забыто, и отношение к ней у педагогов и учащихся данного образовательного заведения резко изменилось.

Она почувствовала себя изгоем.

Дети, и особенно – подростки – существа довольно-таки жестокие. Они могут травить любого, хоть чем-то непохожего на ту стаю, что доминирует в классе. Буквально полтора года назад Люда отлично уживалась с ними и часто верховодила: в уличных драках «на кулачки» участвовала наравне с мальчишками, метко стреляла из рогатки, быстрее других убегала в случае опасности. Задиристый, боевой характер и острый язык снискали Беловой уважение даже у отпетых хулиганов.

Школьные ее дружки остались теми же вихрастыми подростками, а она вдруг превратилась в женщину и не могла, как раньше, со всего размаха врезать обидчику по скуле. Вторая половина беременности протекала тяжело, с бессонницей, с депрессией, со спонтанными болями в пояснице. Ребенок уже поворачивался, толкал ее ножкой в бок, если ему что-то не нравилось: например, громкие звуки, внезапная перемена положения материнского тела.

Людмила Павличенко совсем перестала посещать занятия в начале апреля, когда сильно округлившийся живот не скрывало и самое широкое платье. Директриса отчислила бы ее гораздо раньше, но Елена Трофимовна Белова, которая преподавала в средней школе № 3 английский и французский, сказала, что уйдет вместе с дочерью. Учителей, особенно – иностранного языка, в этом захолустье катастрофически не хватало, и на педсовете жену майора НКВД уговорили доработать до конца учебного года. По той же причине Люде выдали справку об окончании девяти классов, поставив в ведомости хорошие отметки, хотя пропусков уроков было у нее много.