Роберт Колкер - Что-то не так с Гэлвинами. Идеальная семья, разрушенная безумием

Незадолго до Рождества, буквально за пару недель до отплытия, Дон позвонил Мими из Коронадо и поинтересовался, не хочет ли она навестить его? Мими спросила разрешения у матери, и Билли дала добро. Сразу же после приезда Мими они отправились в Тихуану [13] Тихуана – ближайший к Калифорнии крупный город Мексики. В то время в США брачный возраст наступал в двадцать один год, а в Мексике можно было вступать в брак с восемнадцати лет. – Прим. пер. , чтобы пожениться. Символическим свадебным путешествием стала обратная дорога в Коронадо, там пара простилась в рыданиях. По пути домой Мими сделала остановку в Техасе у Кеньонов и там впервые почувствовала утреннюю тошноту.

Скоропалительность, с которой пара вступила в брак, внезапно получила основание: за несколько недель до этого Дон ненадолго посетил Нью-Йорк и они с Мими зачали ребенка.

Родители Дона были ревностными католиками, и тихуанский брак их не устраивал. Еще до отплытия их сын получил краткосрочный отпуск и в очередной раз поехал из одного конца страны в другой. 30 декабря 1944 года Дон и Мими снова связали себя брачными узами, на сей раз в приходе церкви Св. Григория Великого в Куинсе. На следующий день Дон официально попросил заменить в его документах ближайшего родственника с родителей на новоиспеченную миссис Мими Гэлвин.

Молодая жена мучалась токсикозом на протяжении нескольких месяцев. Практически все ее двенадцать беременностей сопровождались длительными неустранимыми приступами утренней тошноты. Корабль, на котором служил ее молодой супруг, подошел к Японии в мае 1945 года, в разгар американских наступательных действий в Тихом океане. Задача Дона состояла в переброске солдат с корабля на берег. Мими ловила в радиопрограммах любые новости о «Грэнвилле» и едва не сошла с ума от ужаса, услыхав о том, что он потоплен. Оказалось, что это преувеличение японской радиопропаганды, впрочем, не слишком сильное. На рейде Окинавы Дон много раз видел, как камикадзе топят десантные суда по обе стороны от его собственного. Ему приходилось часами вытаскивать из воды тела своих погибших товарищей. Дон никогда и никому не рассказывал о пережитом, даже Мими. Но он уцелел. А 21 июля 1945 года, за две недели до американских бомбардировок [14] Имеются в виду ядерные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года соответственно. – Прим. пер. , на борт «Грэнвилла» поступила телеграмма: «Это мальчик».

1903

Дрезден, Германия

Наверное, вполне оправдано, что самый тщательно изученный, многократно интерпретированный и растасканный на цитаты рассказ о личном опыте параноидного психоза и буйного помешательства крайне труден для чтения.

Даниэль Пауль Шребер был сыном известного врача-педиатра, который испытывал свои оздоровительные методы на собственных детях. Даниэль и его брат оказались в числе первых, на ком Мориц Шребер экспериментировал с обливаниями ледяной водой, диетами, гимнастикой и конструкцией из палок и ремней под названием Geradehalter , призванной заставить ребенка сидеть прямо. Несмотря на такое непростое детство, Даниэль Шребер сумел достичь больших успехов и стал сначала адвокатом, а затем судьей. А потом произошел крах. В 1894 году пятидесятиоднолетнему Шреберу поставили диагноз «галлюцинаторное помешательство параноидного вида», и следующие девять лет он провел в лечебнице для душевнобольных в Зонненштайне неподалеку от Дрездена. Это была первая в Германии психиатрическая больница, целиком содержавшаяся за государственный счет.

Годы, проведенные в клинике, легли в основу книги Шребера «Воспоминания невропатологического больного», которая стала первым серьезным опытом описания загадочной болезни, известной в то время как dementia praecox (раннее слабоумие). Спустя несколько лет она получила название «шизофрения». Опубликованная в 1903 году, книга на протяжении следующих ста лет служила отправной точкой практически каждого обсуждения этой болезни. В период, когда заболевали шестеро мальчиков из семьи Гэлвин, все взгляды и методы тогдашней психиатрии испытали на себе влияние полемики вокруг случая Шребера. Вообще-то, сам Шребер никак не рассчитывал, что его автобиография привлечет к себе столько внимания. Он написал воспоминания в качестве своего рода ходатайства об освобождении из сумасшедшего дома, и во многом по этой причине местами кажется, что он обращается к единственному читателю – доктору Паулю Эмилю Флексиху, отправившему его в сумасшедший дом. Книга начинается с обращения к Флексиху, в котором Шребер просит у врача прощения за то, что мог написать нечто, способное вызвать у того возмущение. Он надеется прояснить лишь один небольшой вопрос – не сам ли Флексих направлял тайные послания в его мозг на протяжении минувших девяти лет?