Алексей Гравицкий - Чикатило. Явление зверя

– Уважаемые радиослушатели, – нарочито зычно для ночного времени вещал из приемника голос диктора, – начинаем программу «После полуночи». Вы услышите песни в исполнении Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева и других популярных исполнителей советской эстрады…

Пугачеву слушать было приятно, хорошо поет. Петрович наклонился, чтобы сделать погромче, взгляд его скользнул по веренице троллейбусов за окном, и в этот момент у одной из машин загорелись фары.

В одно мгновение Петрович забыл о Пугачевой и всех прочих советских исполнителях. Пытаясь вспомнить, что в такой ситуации положено делать по инструкции, он кинулся к тумбочке возле двери, дрожащей рукой сдернул трубку с телефонного аппарата и, с трудом попадая пальцем в отверстия диска, набрал ноль-два.

– Алло, милиция? – почему-то зашептал Петрович в трубку. – Это троллейбусный парк звонит…

Шеин в этот момент сидел в кабине троллейбуса и яростно шептал себе под нос:

– Сломанный подсунули… Пидорасы!

Он по очереди пробовал все ручки, переключатели, тумблеры в попытке завести машину. Но троллейбус не поддавался. Когда после очередной манипуляции Шеина в недрах что-то щелкнуло и загудело, троллейбус, вместо того чтобы плавно поехать, задергался, трогаясь, останавливаясь и снова трогаясь.

С грехом пополам троллейбус выехал из ряда и медленно, дергаясь и постоянно останавливаясь, пополз к воротам. Тут-то ему наперерез и выскочил Петрович, отчаянно свистя в свисток и размахивая руками. Угонщика в свете фар сторож не видел, и от этого ему было еще страшнее – мало ли кто там в самом деле.

А троллейбус хоть и рывками, но пер на вохровца, не думая останавливаться. Петрович свистнул что есть силы, выронил свисток и заорал:

– Стой! Стоять! Куда?! Стой!

Троллейбус между тем перестал дергаться и, постепенно разгоняясь, приближался к закрытым решетчатым воротам. Он снес бы и ворота, и мечущегося возле них мужчину, если бы вдали не послышалась милицейская сирена и на мокрый асфальт не легли синие отблески мигалки.

Взвизгнули тормоза. Снаружи у ворот резко затормозили милицейские «Жигули» с включенным проблесковым маячком.

Петрович с неимоверным облегчением кинулся к калитке, указывая выскочившим из автомобиля милиционерам на троллейбус:

– Вот он! – радостно орал вохровец, мстя за пережитый страх. – Вон там вот!

Шеин, завидев милицейскую машину и услышав сирену, испугался. Он вывернул руль, направляя троллейбус в сторону от ворот в неосознанной попытке уйти, уехать, убежать.

– Отъебитесь, твари! – шипел он себе под нос, крутя руль. – Пошли на хуй! Блядь!

Он яростно крутил руль, тщетно стараясь уйти от преследователей, но в свете фар мелькали то проклятый сторож, поднявший шум, то мильтоны, то стоящие в ряд троллейбусы. А потом из темноты вдруг сам собой выскочил фонарный столб.

Угонщик бросил руль, закрываясь от летящего на него препятствия. Троллейбус с грохотом врезался в фонарный столб и замер, усы его сорвались с направляющих, со свистом рассекая воздух. В кабине погас свет, и на парня обрушилась тишина.

– Немедленно остановитесь! Буду стрелять! – раздались в этой тишине голоса милиционеров.

Но останавливаться Шеин не собирался, он выхватил нож, выбежал из кабины в салон троллейбуса и с прытью напуганного зайца побежал к задним дверям. Двери оказались закрыты. Шеин вставил нож между створок, отжал одну и буквально вывалился из троллейбуса наружу.

Он огляделся. Неподалеку темнели спасительные кусты. Сжимая в руке нож, угонщик устремился к ним, намереваясь уйти в темноту, но не успел добежать каких-то десять шагов. В спину ему ударил яркий свет фонаря, и злой голос рявкнул:

– Стоять!

Шеин застыл, словно букашка, в момент опасности прикидывающаяся мертвой, и медленно обернулся, прикрывая глаза рукой. В руке он по-прежнему сжимал нож.

В нескольких метрах от него стояли два милиционера. Один слепил в глаза фонарем, второй, с сержантскими погонами, целил в фигуру из пистолета.

– Нож брось! – рявкнул сержант.

– А? – испуганно обронил Шеин.

– Хуй на. Нож на землю, я сказал!

В свете фонаря Шеин боязливо присел на корточки, бережно положил нож на землю, распрямился, но не до конца – так и замер в полусогнутом состоянии. Он не мог сказать, что его напугало больше – милиционер с пистолетом или нестерпимо яркий свет фонаря, но Шеину вдруг стало страшно.

– Я не виноват, – тихо пробормотал он. – Простите, я больше не буду.