Вильям Гиллер - Во имя жизни (Из записок военного врача)

— Товарищ военврач! — окликнул меня в глубине двора незнакомый голос.

— Слушаю вас, — сказал я, рассматривая стройного, подтянутого, с умными глазами и иронической складкой в углах рта командира. Свежий рубец прорезал его правый висок. Поношенное, но чистое обмундирование выглядело на нем, как новенькое. Может быть, впечатление новизны создавал тщательно выстиранный и отутюженный подворотничок. А возможно, щеголеватый вид ему придавали необычные для моего глаза шпоры.

— Савинов, Георгий Трофимович, назначен Политуправлением к вам комиссаром, — представился он, слегка заикаясь.

— Очень рад, — сердечно отозвался я. — Время горячее.

Мы перебросились несколькими фразами. Скупость движений, жестов Савинова — все говорило о выправке кадрового военного.

— Устраивайтесь в моей комнате. Жить будем вместе, — предложил я.

— Отлично, — отозвался Савинов.

Пятнадцати лет — это было в 1919 году — Савинов ушел добровольцем в Красную Армию. Окончил курсы командного состава, командовал кавалерийским эскадроном с 1929 года — на политической работе в армии.

«Почти однолетки, а школа посуровее моей», — подумал я, ознакомившись с биографией комиссара.

Вечером произошла наша первая деловая беседа с Савиновым.

— Я обошел весь госпиталь, — сказал Савинов. — Что вы, собственно, предполагаете делать с тысячами так называемых ходячих раненых? Они заполнили всю территории госпиталя и прилежащих окрестностей… Среди них немало с серьезными ранениям в грудь…

Действительно, отделения для приема легкораненых у нас пока не было. Была дорога, кусок шоссе, на ней гуськом стояли машины. В основном работа по приему, эвакуации и распределению раненых производилась под открытым небом, благо стояли сухие, теплые дни. Тысячи раненых заполняли все свободное пространство и, как волны, перекатывались с одного конца двора на другой. Представьте себе территорию, равною двум футбольным полям, на которой скопилось две-три тысячи раненых. Солнце жжет вовсю. Часть людей только прибыла, часть дожидается отправки: одни спят, другие закусывают, третьи курят. И вся эта масса бурлит, движется, переходит с места на место и… ругает. Кого? Нас, конечно.

— Да, помещение и настоящая точная сортировка — наша ахиллесова пята, — подтвердил я, удивляясь, как быстро сумел комиссар ориентироваться и обратить внимание на главное. — Как привести в систему это безалаберное хозяйство, ума не приложу.

— Наивно было бы думать, что это способен сделать один, пусть даже самый умелый руководитель, — сказал Савинов.

— Ну что ж, давайте вместе устранять неполадки, — с готовностью согласился я.

Савинов оказался незаменимым руководителем и помощником.

— Откуда у тебя это самообладание, выдержка, а главное, уверенность в том, что все трудности преодолимы? — спросил я как-то Савинова.

— Откуда? — задумчиво ответил он, когда, закурив «по последней», мы собирались уже заснуть. — Жизнь научила, партия, армия. Вот ты рассказывал о своих студенческих годах — первые годы пятилеток, биржа труда, субботники, погрузка и разгрузка барж, чтобы не просить у отца денег на пару штанов… Что ж, честь и хвала, что не боялся запачкать ручки. Но все для тебя было готовое: и теплая комната в Москве, и школа, и вуз. А я родился в поле, под телегой, в глухой уральской деревушке. В шесть лет остался без матери, а через год и без отца. Восьми лет тебя мамаша за ручку в школу отвела, а меня родичи отдали кулаку и в «работники». До десяти лет я, как мужик здоровый, работал в поле, пока меня в город, «в люди», не увезли… Ни над какой книгой я столько слез не пролил, когда читать учился, как над чеховским «Ванькой Жуковым»… И кем только мне не пришлось быть: мальчиком в магазине, учеником в столярной мастерской, «половым» в трактире, подмастерьем в сапожной — вот она, лестница, по которой я, как слепой кутенок, к жизни карабкался. Потом революция. Глаза открылись. Перешел я на обувную фабрику, к книжке пристрастился. В марте девятнадцатого года партия призвала: «Пролетарий, на коня!» — и я ушел пятнадцатилетним хлопцем. С той поры я в армии, семнадцать лет в коннице прослужил. Армия была моим университетом, партия — академией…

Савинова интересовало все: как долго проходит разгрузка санитарного поезда, чем кормят наш персонал, сколько сделано переливаний крови фельдшерицей Мариной Брюзгиной, причина смерти раненого, подготовка стрелкового оружия к стрельбе в ночных условиях, организация обороны на случай боя с немцами, устройство укрытий для людей на время воздушного налета, своевременная доставка писем раненым…