Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Полно меня мистифицировать. Что ты рисуешь?

— Как видишь, хорошенькую женскую головку. Впрочем, ты скоро увидишь и оригинал. — Путилин позвонил.

— Попросите, Жеребцов, нашу верную агентшу.

Вошла наша старая знакомая агентша, принимавшая выдающееся участие в целом ряде замечательных дел, раскрытых моим гениальным другом.

— Ну, голубушка, предстоит борьба, — весело произнес Путилин.

Глаза даровитой профессионалки-сыщицы загорелись огнем фанатической радости.

— В чем дело, дорогой Иван Дмитриевич? Я так рада… Я давно не принимала участия в серьезных сражениях…

— Ну вот, теперь оно у нас на носу. Ведите эту штучку? — Путилин показал свой рисунок. — Перевоплотиться можете?

— Постараюсь…

Признаюсь, я ровно ничего не понимал, а мой знаменитый друг углубился в просмотр каких-то писем. Прошло с полчаса.

— Хорошо? — раздался звучный голос агентши.

Перед нами была совсем незнакомая женщина с красивым восточного типа лицом. Черные как смоль волосы были причесаны по-модному, назад, вуаль, касторовая шляпа с загнутыми полями, с огромными перьями…

— Отлично! — воскликнул Путилин. — Я вижу, голубушка вы моя, что мои уроки грима вы усвоили превосходно. Ввиду того, что я не знаю, когда именно мне потребуется ваше участие, попрошу вас сегодня безотлучно находиться здесь.

Мы остались одни.

— Слушай, доктор, — начал Путилин, прохаживаясь по кабинету, — ты хорошо знаком со случаями «преступно-болезненной мании мести»? Такое состояние душевной прострации, патологического аффекта, длительного, существует в психиатрии?

— Безусловно. Мания преследования выражается в том, что одним больным кажется, что их преследуют, другим — что они должны преследовать.

— Так… так, — пробормотал Путилин. — Но не правда ли, какая художница моя агентша? Молодец! Живой портрет! Живой!

Высокий элегантный господин инженер поднимался по лестнице. На третьей ступеньке он столкнулся с новым жильцом, господином с черными бакенбардами.

— Простите, пожалуйста, вы, кажется, инженер Хрисанфов?

— Да, это я. Что вам угодно?

— Стало быть, соседушка мой. Очень приятно. — Барин назвал себя, и джентльмены обменялись рукопожатиями.

— Видите ли, господин Хрисанфов, швейцар — он у нас новый — по ошибке вложил в мой почтовый ящик это письмо. Не вам ли оно адресовано?

Инженер взял письмо и сильно побледнел.

— Что это? От нее?.. Благодарю вас… Да, письмо адресовано мне. — Он тут же нервно разорвал конверт и стал читать. Лицо его стало принимать все более злорадно-торжествующее выражение.

— О, как я вам благодарен, что вы вручилимне это письмо!

— Помилуйте, за что же… вы поступили бы, я не сомневаюсь, точно так же.

— Ах, этот глупый швейцар! — злобно прошептал инженер. — Хорошо, что так вышло…

— А вы, господин Хрисанфов, жили еще при старом?

— Да.

— Скажите, правда, будто в этом доме недавно случилось зверское злодеяние?

— Да. Здесь нашли убитую женщину… даму из высшего света… Разве вы не читали?

— Я мало читаю газеты… До меня доходили какие-то слухи… Где же ее нашли?

— Вот здесь… Видите, там… ниже… на площадке…

— Кто же убил ее?

— Швейцар. Он арестован и сидит в тюрьме…

— Какая же цель убийства?

— По-видимому, ограбление… У него нашли бриллиантовое кольцо с руки убитой… Вообще это очень темное дело. Я сильно сомневаюсь, чтобы правосудие пролило истинный свет на злодеяние. — Инженер сухо рассмеялся.

Я, предчувствуя, что в эту ночь должно разыграться нечто знаменательное, находился в кабинете Путилина и вел оживленный разговор с агентшей. Путилин вошел в кабинет с часами в руках, что-то черкнул на бумаге и, позвонив, отдал дежурному чиновнику.

— По назначению! — лаконически бросил он. Потом повернулся к нам.

— Ну, милая барынька, одевайтесь. Где ваше домино и маска? А вы, господин доктор, имеете желание проехать в маскарад? — Затем он стал подробно объяснять агентше, что она должна делать и говорить.

— Вы приедете в маскарад. Встаньте у третьей колонны справа. К вам подойдет высокий господин в черном домино, с красной гвоздикой в петлице. Имейте в виду — это ваш муж…

Зал Благородного собрания был битком набит веселой маскарадной публикой. От массы ярких разнообразных костюмов рябило в глазах. Пахло духами, разгоряченным потом и косметикой. Прелестные звуки томного штраусовского вальса заглушали тихий смех и оживленную болтовню масок. Я был в домино, чувствовал себя, признаться, чрезвычайно глупо. Несколько масок с веселым смехом окружили меня, стали тормошить. «Это, наверное, какой-нибудь ученый медведь!» — «Или ревнивый муж, отыскивающий свою благоверную!» — «Маска, да не будь таким букой, пойдем пить шампанское. Бокал холодненького?» Я отбивался от этих хорошеньких маскарадных пчел и вдруг услышал тихое восклицание: