Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Я поспешно стал осматривать раны моего великого друга.

— Ничего… ничего… Особенно серьезного нет ничего, — спокойно ответил он. — Чуть-чуть подпалился.

Человека, которого вытащил Путилин, подняли на ноги.

— Ну, как, любезный: вопиет или не вопиет кровь убиенного об отомщении?

Поставленный на ноги — это был дворник охлопковского дома — бешено-злобно озирался по сторонам.

— Проклятый! — хрипел он.

— Попался, голубчик! Господа! — обратился к нам Путилин. — Там в доме, жена этого молодчика и полицейский. Они заперты. Выпустите полицейского и держите жену дворника! Я еду. X. работает еще в доме. Спасайте его!

— Иван Дмитриевич, побойся Бога, куда ты?! Ты сам нуждаешься в медицинской помощи. Смотри: ты страшно обжег руки! — взмолился я.

— Ах, оставь! — бурно вырвалось у Путилина. — Только бы не опоздать!

Миг — и он исчез за воротами горевшего дома.

Двор наполнился полицейскими. Помощник Путилина стал отдавать спешно приказания.

Вскоре из горевшего дома выскочил агент X.

— Ура! Пачки денег найдены! Ура Путилину! — кричал он в восторге.

Никто ничего не понимал. Пожарные работали, как львы. Дом оцепили кордоном полицейских. Когда открыли дверь, первым выскочил полицейский, за ним — красавица Варвара.

— Держите ее! Его превосходительство приказал мне караулить ее.

Женщину связали. Она кричала, кусалась, рвала свой сарафан.

Дом сгорел до тла.

Не получив распоряжений Путилина, мы не знали, что и делать.

Начинал уже брезжить рассвет.

Я взглянул на часы. Было двадцать минуть восьмого.

Сдав на руки полицейским чинам дворника и его жену, мы бросились на Конную площадь.

— Держите их крепко, братцы! — распорядился помощник Путилина.

— Будьте покойны, не выпустим! — лихо ответили те.

Несмотря на ранний утренний час, Конная площадь была заполнена народом.

Толпа, всегда жадная до «интересных зрелищ», поспешила сюда, на это печальное место публичных, позорных телесных наказаний в чаянии полюбоваться жестоким «учением». Она стояла густой, тесной толпой, весело хохоча, зубоскаля, пересмеиваясь.

— А ловко ему всыплют!

— Да, гляди-ка: ишь у палачей ручища какая! С одного разу шкуру со спины спустят!..

На помосте, доморощенном эшафоте, грозно и печально возвышался позорный столб.

Вдруг толпа заколыхалась, как море, потревоженное порывом шквала:

— Везут! Везут!

Все взоры, горевшие лихорадочным блеском животного любопытства, устремились туда, откуда везли осужденного к телесному наказанию преступника.

— Молодой какой еще…

— Да, молодой, да из ранних. Шутка сказать: старуху убил, да еще к тому же и поджег ее!

— Так ему проклятому и надо. А ежели бы да с его пожарища вся улица выгорела? Нет, братцы, таких молодчиков учить так и надо.

Шумит толпа, волнуется…

А на помост уже вводят преступника, убийцу Александровского.

Белее полотна он. Взор дико блуждает, губы что-то шепчут. Руки назад связаны: не вырвешься!

— Братцы! — вдруг закричал он громким, дико-испуганным голосом. — Вот, как пред Истинным, говорю вам: неповинен я в убийстве старухи-ростовщицы! Не я ее убил.

Донеслись эти слова до толпы из близстоявших.

— Ишь, задувает как ловко! Неповинен! А за что же тебя плетьми будут бить?

Началась позорная операция «совершения туалета» приговоренного. С него палач сдернул рубаху, обнажив голую спину, а другой палач привязывал его веревкой к столбу.

Началось чтение указа.

С содроганием прислушивались мы с помощником Путилина к роковым словам.

Но вот кончилось чтение.

В эту секунду послышался топот бешено мчавшихся лошадей.

— Он! Путилин! Смотрите! — крикнул я помощнику. В коляске стоял Путилин.

— Стойте!! Погодите!! — загремел его могучий голос.

Он держал высоко над головой бумагу, размахивая ею.

Толпа замерла.

Палачи остановились, в недоумении глядя на вбегающего на помост Путилина.

— Слава Богу, успел! — крикнул Путилин. — Вот приказ министра об освобождении Александровского. Отвяжите несчастного: он оказался невиновным, настоящий убийца арестован и в руках властей.

Это была потрясающая картина!

В толпе прокатился какой-то гул. Многие головы обнажились, руки стали творить крестное знамение.

Путилин подошел к Александровскому, которого поспешно отвязывали.

— Ну, поздравляю вас, голубчик: вы спасены, — с чувством произнес Путилин.

Миг — и отвязанный мнимопреступник с громким рыданием упал перед Путилиным на колени.