Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Прошло с полчаса. Путилин занимался рассматриванием костюмов. Наконец дверь отворилась, и в костюмерную вошел средних лет человек.

— Костюм мой! — резко бросил он управляющему.

— Пожалуйте, пожалуйте… Сейчас только пуговицу пришью. Отрываются они часто у вас.

Путилин впился взором в странного посетителя. Длинные волосы, по плечи… Бритый подбородок… Густые брови. Для Путилина достаточно было взглянуть только один раз, чтобы сразу определить, что волосы, усы и брови поддельные.

Таинственный незнакомец тут же, в нише за костюмами, стал переодеваться. Поданную ему треуголку он спрятал под длинный черный плащ, в который задрапировался наглухо.

— Вот вам десять рублей! — небрежно швырнул бумажку на конторку. — Завтра утром.

Глаза его горели. Движения были порывисты, суетливы. Он горделиво кивнул головой и вышел из костюмерной.

— Видели? — рванулся к Путилину управляющий. Сильнейшее любопытство, видимо, одолевало его.

— Видел. Спасибо. До свидания.

И Путилин быстро последовал за черным плащом.

Управляющий остался с широко раскрытым ртом.

Я сидел и разговаривал с В., который почти все время дежурил в номере Путилина.

— Я убежден, что дело это настолько темное, что раскрыть его не удастся Ивану Дмитриевичу, — говорил он мне.

Путилин быстро вошел в номер как раз при этих словах.

— Если угодно, господа, еще раз посетим Сухареву башню.

Мы вскочили.

— Мне надо еще кое-что осмотреть. Торопитесь.

Путилин пошел из номера. Мы бросились заним следом.

Опять эта тьма, этот отвратительный спертый воздух; эта страшная лестница; эти кирпичи, обрушивающиеся под ногами.

И опять это хлопанье совиных крыльев, писк разъяренных крыс.

— Для того, господа, чтобы вы мне не мешали в моих исследованиях, я должен вас спрятать.

Голос Путилина звучал резко, повелительно. Так всегда он говорил накануне генеральных сражений.

Перед входом с лестницы в комнату-склеп башенки находились две ниши: одна — справа, другая — слева.

— Вы В., будьте добры стать здесь, а ты, доктор, — там. Прошу вас хранить, господа, полное молчание. Что бы выни увидели, что бы ни услышали, будьте немы, как рыбы.

— А где же вы сами будете, Иван Дмитриевич? — спросил московский сыщик-начальник.

— Тут же, около вас.

Наступила мертвая тишина. Еле заметная полоска лунного света тускло пробивалась через оконце башенки. Обманутые вновь наступившим безмолвием, совы и крысы вернулись в свое мрачное жилище. Сколько времени прошло, я не знаю. Но вдруг протяжный скрип-стон достиг наших ушей. Я вздрогнул, насторожился, замер. По лестнице кто-то поднимался. Слышалось прерывистое, взволнованное дыхание и тихое бормотание.

— Я здесь опять… мое здесь царство.

Говоря откровенно, я чувствовал себя далеко не спокойно. Я слышал, как билось тревожно-пугливо мое сердце. Около меня, совсем сдавив меня, стоял Путилин. Большая черная фигура быстро прошла мимо нас. Невольно я схватил Путилина за руку.

— Тс-с!.. — еле слышно прошептал он.

Блеснул слабый огонек крошечного фонаря. Высокий призрак снял с себя плащ-мантию.

Путилин слегка отодвинулся от меня, стараясь ближе придвинуться к комнате-склепу. А то, что там происходило, было действительно странно, необычайно, казалось какой-то грезой, каким-то кошмаром, больной фантазией. Посредине пола на коленях стояла высокая фигура призрака — офицера петровских времен! Он вынимал кирпич за кирпичом и теперь уже громко говорил, говорил… Великий Боже, как он говорил! Это был безумный, восторженно-экзальтационный крик, то плачущий, то хохочущий.

Уныло-страшно звучит плачущий напев…

— Найду, найду! Я постиг, я разгадал тебя, Сухарева башня! Я узнал твою заповедную тайну… Ха-ха-ха… Они меня считают безумцем! О проклятые, слепые палачи! Я говорил им, что здесь, в этой вот башне зарыт клад.

Жигули, ай Жигули! Сухаревка, ай Сухаревка!

Безумный человек вскочил. Он хохотал, размахивая руками.

— Я царствую здесь! Эй, совы, крысы, вы мои верные друзья, ко мне на помощь! Прогрызите скорее вашими острыми зубами последние камни, откройте мне клад заповедной башни!..

Махают крыльями совы, злобно визжат крысы.

— И там яхонты самоцветы, жемчуга белопенны. О-го-го-го!