Андрей Максимов - Исповедь уставшего грешника

– Ты только истерики тут не устраивай. И нигде не устраивай. И вообще – сядь.

Лиза послушно села.

– Заглядывать в будущее я не умею, – продолжил я. – И не люблю. Потому что тот, кто хочет рассмешить Бога, – тот строит планы. Я живу здесь и сейчас. С женой я не живу. Ни в каком смысле. Ты это прекрасно знаешь…

– Это если тебе верить, – начала Лиза.

Но тут уже пришла моя очередь не позволить ей говорить эти бессмысленные бабские слова:

– Если ты меня любишь, значит, ты мне веришь. Я на самом деле не живу с женой: я с ней не сплю, почти не разговариваю, не ужинаю, не завтракаю, практически не встречаюсь и ничего не знаю про ее жизнь. Нас ничего не объединяет, кроме того, что мы ночуем под одной крышей и у нас есть сын.

– Это немало, – сказала Лиза.

– Это ничто, – сказал я. – Это такая беда, печаль, такой крест, если хочешь. Но он есть. Как бы тебе ни было неприятно, но у меня есть жена и сын. Семьи нет. А жена и сын присутствуют. Так бывает. И если эта моя телега тебе не нравится, значит, ты любишь не меня, а какого-то другого человека, которого сама же себе и придумала.

Лиза снова вскочила:

– Мне все понятно! Ничего не изменится! Эта херня так и будет продолжаться! Ну, и живи со своей телегой, пожалуйста! Ну, и кати ее туда, куда тебе надо! Ясно тебе? Ясно?

Лиза смотрела на меня, будто ожидая ответа.

Я молчал.

Люди за соседними столиками начали на нас оборачиваться, с каким-то непонятным восторгом наблюдая чужой скандал.

– Ты мне надоел со всей своей телегой, ясно тебе?

Лиза шарахнула об пол стакан с недопитым морсом, и выскочила из ресторана.

«Интересно, – подумал я. – Сколько стоит стакан? Я никогда не оплачивал стаканы в ресторане…»

Перед спектаклем я хотел войти в зал и поглядеть – пришла ли? Пропуск на ее фамилию я оставил у администратора, и мне не представляло никакого труда узнать, на какое место ее посадили. Но я не стал этого делать, потому что не знал, чего бояться больше: увидеть ее в зале или не увидеть.

Не увидеть – означало, что это не просто ссора, а конец нашего романа. А если она пришла, что мне тогда делать?

Спектакль я помню плохо. Я смотрел на сцену, но ничего не видел: меня увлекало другое. Конечно, это непрофессионально, ужасно и прочие ля-ля. Но что поделать, если это так? Когда эмоции захватывают человека в плен, никакой разум их победить не может.

Я все время пытался убедить себя в том, что с Лизой все кончено. Хорошие такие слова сам себе говорил, правильные. Только не верил в них абсолютно. Проверял телефон: нет ли смски? Смска не приходила. Уговаривал себя: не прощу Лизе, если она не придет на мой спектакль: она пришлет смску – не отвечу, позвонит – тоже не отвечу, придет к театру – не отвечу, не отвечу, не отвечу! Не верил этому. Смотрел телефон: нет ли смски? Смска не приходила. Убеждал себя, что ненавижу ее, что прекрасно без нее обойдусь – мало ли таких? Много таких! И вообще человек, который устроил разборки с режиссером за два часа до спектакля – эгоист, а женщина–эгоист, это еще хуже, чем женщина–блядь, потому что блядство у них в крови, а эгоизм выделяет наиболее противных из них. И не верил сам себе. И смотрел на телефон. Смска не приходила.

Так прошел весь спектакль вместе с антрактом.

А потом я уснул в чьей-то гримерке и проснулся от криков «Браво!» и «Позор!», которые услышал по трансляции.

Заспанный, я вылетел на сцену, и в меня полетели помидоры. Третий помидор попал. Охрана, убедившись, что в меня попали – бросилась скручивать хулигана. Вспышки фотоаппаратов свидетельствовали, что фотографы все это фиксировали. Счастливый Вася показывал из-за кулис большой палец.

После спектакля опять был банкет, и ко мне опять подошел тот же самый критик с рюмкой водкой. Не ожидая, пока он рыгнет, я сам начал разговор первым:

– Я в курсе, что вы мне больше не подадите руки.

– Почему же? – удивился критик. – Сегодня все было как-то по-другому. А в этой трактовке, знаете ли, что-то есть. И эта реакция зала… Такая живая реакция на Чехова. И актриса, играющая Раневскую, очень недурна… Играет недурно… Не хочется, видите ли, прослыть ретроградом. Надо подумать…

– И посоветоваться с товарищами, – бросил я, и, не дожидаясь ответа, побежал отвечать на вопрос очередной телевизионной девочки: «Почему Чехов так актуален сегодня?»

И тут пикнул телефон: смска.

«Ты гений! Прикольный спектакль! Мне понравилось. Поздравляю! Целую».

Целует она, видите ли… Подойти – не подошла, а так – нате вам – целует меня… Мм-мм… И, главное, ни слова о нашей ссоре! Ни словечка. Лучше бы она сердилась или извинялась, а так – как? Словно и не ругались… Словно всё в порядке между нами! А чего ж я нервничал до такой степени, что спектакль не мог смотреть? Зря, что ли? А она-то, конечно, не волновалась, у нее – ничего не произошло. Мм-мм… Ну, как же она так ловко умеет исчезать из моей жизни, чтобы оставаться в моей памяти, в моем сердце, и, главное, в нервах моих? Почему она руководит нашими отношениями и моим настроением? Она, а не я? Почему она сумела меня победить? Она, а не я?