Яир Лапид - Мои посмертные воспоминания. История жизни Йосефа «Томи» Лапида

Изменения в моей жизни, как вскоре выяснилось, оказались не столь уж радикальными. Я занимался теми же политическими проблемами, что и в бытность свою публицистом, встречался с теми же журналистами и политиками, выступал на радио и телевидении. Меня приглашали на те же приемы, я лицезрел те же физиономии на тех же коктейлях. Не особенно изменились и коридоры Кнессета, знакомые мне еще с шестидесятых, когда я был парламентским корреспондентом. И сухой шницель в парламентском буфете был тем же, который я вернул официантке тридцать лет назад.

Однако у меня появилось достаточно времени, чтобы заниматься проблемой шницеля, с тех пор как новый премьер-министр Эхуд Барак нарушил обещание, данное избирателям, и предпочел коалицию с ультраортодоксами.

Хотя я и должен был предвидеть это, но в первые дни был потрясен и разочарован.

Разве для того я оставил журналистику, чтобы с задних рядов наблюдать, как ШАС захватывает власть в стране? Многие говорили мне, что мы должны были войти в коалицию (Барак немало докучал нам по этому поводу), а я всем объяснял, что обещал избирателям не входить в правительство с ортодоксами, и имею обыкновение выполнять обещания. В большинстве случаев это вызывало удивление. «Бедный Томи, – говорили их взгляды, – он и правда ничего не понимает в политике».

В субботу вечером после выборов, ближе к полуночи, я говорил с Бараком по телефону.

– Эхуд, – сказал я ему, – не пройдет и года, как ты погрязнешь в скандалах, которые они тебе обеспечат, и проклянешь тот день, когда позвал их в правительство.

На самом деле потребовалось гораздо меньше года.

В сентябре «Яхадут ха-Тора» вышла из правительства из-за того, что Электрическая компания перевозила турбины в Шаббат.

С моей точки зрения, это абсурд, но я отнесся к этому их шагу с уважением: они ушли из морального принципа. У ШАС же все было иначе: их интересовало только одно – сколько денег может перекочевать в их казну. Например, в декабре, когда президент Клинтон заявил, что Хафез Асад заинтересован в возобновлении переговоров с Израилем, Эли Ишай поспешил заявить, что поддержка соглашения со стороны ШАС зависит от поддержки правительством учебных заведений их партии. Было что-то новое в циничной откровенности партийного лидера, заявляющего, что судьба Голанских высот и тысяч населяющих их людей, с его точки зрения, зависит от размера вымогаемой им взятки.

Со временем я все больше наслаждался представившейся мне возможностью издеваться над ними. Схема была неизменной: Эхуд Барак предпринимал политический маневр, который не приносил никаких результатов. Эли Ишай просил за поддержку денег, а я разносил их в средствах массовой информации. После перевода первых пятнадцати миллионов шекелей учреждениям ШАС мы наняли частного детектива и послали его проверить всех получателей. Детектив вернулся с толстой пачкой фотографий. В тот же вечер мы представили на телевидении еврейскую религиозную начальную школу, которую страна субсидировала с расточительной щедростью, расположенную в Ашдоде на улице Царя Иеровоама, 19. Но – вот незадача – улица Иеровоама заканчивается домом 17, а на месте девятнадцатого – открытое поле, на котором овцы пощипывают проросшие сорняки!

Как и все израильтяне, я часто не мог понять Барака. Новоиспеченный премьер был все время озабочен, трудился в поте лица, без конца бросался от одного дела к другому, работал без устали, но при этом его никто не понимал, кроме него самого.

На время весенних парламентских каникул мы с Шулой поехали в наш любимый отель в Швейцарии – пасторальную жемчужину с красной крышей, среди заснеженных гор, с пожилым пианистом в белом смокинге, игравшим во время ужина «Голубой Дунай» Штрауса… Через три дня после нашего приезда мне позвонил взволнованный пресс-секретарь:

– Барак объявил, что возвращается к «гражданской повестке дня». Он просит тебя немедленно вернуться, чтобы собрать светское правительство.

Я положил трубку и сказал Шуле:

– Отпуск закончился.

Тем же вечером мы улетели домой. Не успели мы распаковать чемоданы, как нам сообщили из канцелярии премьер-министра, что все отменяется. Почему? Нет ответа. Встретив его через пару дней, я пожаловался на непоследовательность, поспешные действия и рассказал ему о потерянном отпуске. Он посмотрел на меня непроницаемым взглядом, не извинился и не потрудился объяснить.

Справедливости ради стоит отметить, что в моей памяти есть и более приятные воспоминания, связанные с Бараком. В январе 2000 года он взял меня с собой на конференцию, посвященную памяти жертв Катастрофы, организованную правительством Швеции в Стокгольме. Мы остановились в «Гранде» – самом красивом отеле города, который превратился на время конференции в военный объект, оцепленный со всех сторон. Я воспользовался тем, что не принадлежал к свите премьера, и отправился гулять в одиночестве по холодной, сверкающей снежинками европейской столице. Я пришел в конференц-зал раньше всех и прошелся по выставке фотографий шведских дипломатов, помогавших спасению евреев во время Катастрофы. Я, конечно же, искал Валленберга и, когда нашел, был в шоке, ибо под фотографией находилось следующее свидетельство одного из выживших: «Они пришли и собрали всех женщин помоложе, тех, которые еще могли идти. Нам дали всего несколько минут, чтобы попрощаться, мама обняла меня, поцеловала и ушла. Я остался один. Но к вечеру мама неожиданно вернулась и сказала: “Нас спас Валленберг”».