Рудольф Баландин - Великие оригиналы и чудаки

«Он развил одни буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно: всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают в гарнизон или в Сибирь при первом шаге… Он буйствовал, обыгрывал, дрался, уродовал людей, разорял семейства лет двадцать сряду, пока, наконец, был сослан в Сибирь… пробрался через Камчатку в Америку и оттуда выпросил дозволения возвратиться в Россию. Александр его простил – и он, на другой день после приезда, продолжал прежнюю жизнь. Женатый на цыганке, известной своим голосом и принадлежащей к московскому табору, он превратил свой дом в игорный, проводил все время в оргиях, все ночи за картами, и дикие сцены алчности и пьянства совершались возле колыбели маленькой Сарры. Говорят, что он раз, в доказательство меткости своего глаза, велел жене стать на стол и прострелил ей каблук башмака».

В сравнении с его прочими проделками, эта выглядит невинной шалостью. И хотя сумасбродов в царской России времен крепостничества было немало, Федор Толстой выделялся среди них. Точнее, в его характере обычные, в общем-то, черты принимали преувеличенные формы.

«Человек эксцентричный, – писал о нем журналист и беллетрист Фаддей Булгарин, – то есть имел особый характер, выходивший из обыкновенных светских форм, и во всем любил одни крайности. Все, что делали другие, он делал вдесятеро сильнее. Тогда в моде было молодечество, а граф Толстой довел его до отчаянности. Он поднимался на воздушном шаре вместе с Гарнером и волонтером пустился в путешествие вокруг света вместе с Крузенштерном».

С этой экспедиции начались его необычайные приключения. Отправился в кругосветку на фрегате «Надежда» он по своей воле вместо двоюродного брата, отказавшегося от плавания, сославшись на нездоровье. Не имея никакого настоящего дела, увлекавшего его, Федор Иванович принялся чудачить.

Во время стоянки на Маркизских островах подружился с местным правителем, весело проводя с ним досуг. Обзавелся роскошной татуировкой: на груди и на руках. Говорят, на одном из островов ему предложили стать королем. Не исключено, что он потчевал туземцев «огненной водой», а по-русски – водкой, да и сам был, как говорится, выпить не дурак. Во всяком случае, быстро находил общие интересы с аборигенами.

Пожалуй, капитан «Надежды» Крузенштерн был бы не прочь оставить беспокойного подчиненного на Маркизских островах в качестве короля. Федор Толстой позволял себе во время плавания непозволительные шалости.

Немолодой корабельный священник был не прочь выпить. Толстой напоил его, что называется, до сложения риз и уложил на палубу, припечатав его бороду сургучом казенной печатью, украденной у капитана. Когда священник проснулся, проказник крикнул ему: «Лежи! Видишь, казенная печать!» Но и без того отодрать бороду не было возможности; пришлось ее срезать.

Списали Федора Ивановича на берег за совокупность серьезных провинностей. Одну из них можно трактовать как служебное преступление. Этот бедокур подружился с корабельной обезьяной, молодым орангутаном. Каким-то образом это животное (имеется в виду обезьяна) облила чернилами важные бортовые записи капитана. Есть сведения, что окончательно лопнуло терпение Крузенштерна, когда Федор Толстой стал зачинщиком дуэли. В наказание его высадили на остров Алеутского архипелага, принадлежащий русско-американской колонии.

Он и тут проявил свой недюжинный характер: пожил на Алеутских островах, сумел добраться до Камчатки, а там и до Петербурга. За свои проделки был сослан в гарнизон Нейшлотской крепости. В августе 1808 года началась русско-шведская война (после которой Финляндия вошла в состав России на правах великого княжества и, между прочим, со своим парламентом – сеймом). Граф Федор Толстой проявил храбрость в сражениях и был возвращен в Преображенский полк.

Вместе с отрядом казаков он проделал лихой разведочный рейд по тылам шведов, помог верно избрать направление главного удара и подготовил победу Барклаю де Толли. Казалось бы, ему обеспечена блестящая военная карьера. Но подвел буйный нрав. На дуэли он убил прапорщика Александра Нарышкина и был разжалован в солдаты. Вскоре началась война с французами, и он вновь отличился, заслужил Георгия 4-й степени, а после разгрома наполеоновской армии получил чин полковника.

Обосновавшись в Москве, он устроил из своего дома нечто подобное притона картежников, гуляк, пьянчуг и баламутов. По некоторым данным, число убитых им на дуэлях достигло 11.