Array Коллектив авторов - Бессмертный полк. Истории и рассказы

После войны продолжил работать на ткацкой фабрике. Всю жизнь прожил в г. Озёры.

Евгений Михайлович умер 13 августа 1995 г.

О нем сохранились две заметки в газетах (они на фото). Также дедушка написал фрагмент своих воспоминаний, которые сохранились в виде тетрадных записей. Вот что он писал:

В начале декабря 1941 г., оставив полуостров Ханко, пришли в Кронштадт. Как я после понял – в этом была большая необходимость.

Веселый, чистый довоенный городок был на себя не похож. Шла первая блокадная зима, не работали водопровод, канализация, отопление, не было света. От частых бомбежек и обстрелов вылетели стекла в окнах домов, повсюду властвовал голод.

Остров Котлин, на котором стоит Кронштадт, расположен в 30 км на запад от Ленинграда: 7 км до южного берега, 20 км до северного берега. Окружен насыпными фортами с находящимися на них батареями разных калибров, что создавало его неприступность.

Южнее Кронштадта на берегу находился город Ораниенбаум. Его противник не мог взять из-за сильного огня кронштадтских батарей, но врагу все-таки удалось выйти к морю на участке протяженностью 15–20 км между Ленинградом и Ораниенбаумом. Немцы заняли прибрежные города: Урицк, Стрельну, Петергоф.

Севернее Кронштадта берег захватывали финны. Море покрылось льдом, по которому могли пройти даже легкие танки. Кронштадт оказался под угрозой быть отрезанным от Ленинграда.

Корабли, имеющие свой ход (не поврежденные), ушли в Ленинград, оставив фарватер в торосах, спаянных из глыб льда. Часть моряков сняли с ушедших кораблей, и на базе отряда, пришедшего с Ханко, был создан батальон морской пехоты, расквартированный в Кронштадте. У нас не было опыта воевать в пехоте, но зато злости и ненависти к врагу за все виденное и пережитое было предостаточно. Мне довелось в этом батальоне служить во взводе разведки командиром отделения. Много было разных заданий – это и ночные поиски, разведка минных полей противника, наблюдение за противником с близкого расстояния в ночное время.

Почти каждую ночь напролет, предоставленный всем морозам, ветрам и метелям, стоял батальон на льду. Первая военная зима была холодной. Многое забылось со временем, но одна из операций запомнилась хорошо.

Приказ, как всегда, был коротким: вклиниться в оборону противника, взять языка, выявить огневые точки противника.

Отряд численностью в 13 человек вышел с угла военной гавани с наступлением темноты, потому что с бугристого берега Петергофа противник просматривал всю территорию. Шли 15 км, т. е. маршрутом наших дозоров до полузатонувшего и вмерзшего в лед корабля, который был как бы границей между кронштадтским и ленинградским дозорами. Далее повернули в сторону Петергофа, прошли фарватер, обошли минное поле противника. Лед был покрыт снегом сантиметров на 15–20. Когда надо было ползти, разделились: головным пошел командир отделения Зарецкий с тремя матросами. Я с тремя матросами – слева метров на 30–40. С правой стороны, на таком же расстоянии, командир отделения Шмелев с двумя матросами и немного сзади – командир отделения Зимичев с одним разведчиком, как бы связным. Зимичев был старшим. Подползая к берегу противника, я обратил внимание на его поведение. Обычно они, не стесняясь, простреливали местность из пулеметов, освещали осветительными ракетами, а тут – тишина, и где-то в глубине мигнули как бы карманным фонарем. О замеченном немедленно, через разведчика, доложил Зимичеву, который передал: «Несмотря ни на что, задание надо выполнить». Для себя уяснил, что внезапности не получится – будет бой, и далеко не равный.

Евгений Михайлович Абрамов

Подползли к ограде, похожей на церковную, за поросшей акацией одноэтажное каменное здание (на топографической карте оно значится как музей, но это не тот красавец музей, который стоит на бугре, в окружении фонтанов, а внизу, прямо у берега и вдается немного в море). По обе стороны бетонные причалы для подхода кораблей, высотой около двух метров. Снегу здесь было больше, даже переходил в сугробы.

Зарецкий прошел к берегу вдоль ограды. Я вышел на его след, и вдруг удар – наподобие сильно хлопнувшей двери. Это был выстрел ракетницы. Над нами повисла осветительная ракета, стало светлее, чем пасмурным зимним днем.

Пока висела ракета, немцы не стреляли, как бы выбирая цель и уточняя, сколько нас. То же делали и мы. В этом музее, видимо, у них никого не было, а то бы они нас расстреляли в упор, а может, чего-то ждали. Как только ракета погасла, а другая не успела взлететь – раздалось несколько пулеметно-автоматных очередей, как бы трусливых, одна из которых сразила Зарецкого. К сожалению, я не помню его имени и откуда он родом, помню только, что он был хороший, простой парень, и, когда собирались в разведку, спросил его, почему он не берет маскировочный халат. Он сказал, что у него белый полушубок, под цвет снега, и что халат стесняет движения. Вот, видимо, немцы и приняли его за главного. А дальше начался ураганный огонь.