Джейн Фонда - Вся моя жизнь

Любимый, я страшно подавлена, не вижу никакого смысла в дальнейшем; в конце концов, зачем бороться, если жизнь всё время вставляет палки в колеса и разлучает нас с теми, кто нам дорог, чтобы мы стали совсем несчастны. В такие моменты я начинаю горевать безо всякой видимой причины, мне кажется, что счастья и успеха в жизни не будет уже никогда. Что делать, не знаю. Я ничего не соображаю, словно после наркотика. Афдера (папина четвертая жена) повторяет вслед за ним, что я “их ужасно разочаровала”, что я “ленивая”, “легкомысленная”, “слабая” и т. д. Вряд ли я такая уж плохая, но, может, она и права. У меня есть всё, а я не делаю ничего. Есть рояль, но я не умею играть. Есть итальянские книги, но я не умею читать. Не умею рисовать. Меня вообще ничего не интересует, и, видимо, такой и останусь на всю жизнь!

И позднее в другом письме:

Афдера чуть ли не заявила мне, что больше не намерена оставаться с моим отцом, что у их брака “нет будущего” и ей кажется, что с Лорен Бэколл ему будет лучше. Мне тоже так кажется, и я думаю, ей надо немедленно уйти, чтобы могла приехать мисс Бэколл.

Многие молодые люди страдают от такой же беспросветной тоски и опустошенности, не зная, как распорядиться своей жизнью. Все мы хотим видеть перед собой цель, которая придает смысл нашей жизни. Если ее нет, мы начинаем винить себя, считаем себя чем-то вроде мусора, который запросто можно выбросить на помойку. Мое чувство одиночества и отчуждения выливалось в сонливость, булимию, заурядность в поведении. Другие пытаются убежать от действительности с помощью наркотиков, эпатажа, алкоголя и сверхбыстрой езды на машине, чтобы убедиться в собственном существовании – иначе они не ощущают своего “я”.

Но где-то в середине лета, когда всё выглядело совсем безнадежно, счастливый случай наставил меня на путь истинный. Всегда надо быть готовым к случайностям – как говорит Билл Мойерз, “Бог использует случайные стечения обстоятельств, чтобы оставаться инкогнито”.

Пока я прошла недолгий путь по пляжу Санта-Моники до того места, где он жил, летняя гроза унеслась на запад; туфли я несла в руках, решительно подставив лицо ветру и убеждая себя, что мне всё равно, примет он меня или нет. В любом случае я не собираюсь становиться актрисой. Однако, когда я приблизилась к задней двери его дома, отряхнула ноги от песка и надела тщательно подобранные к платью туфли на высоких каблуках, в которых ноги должны были казаться красивее, сердце мое бешено пульсировало в глотке.

Я глубоко вдохнула, постучала в дверь и стала ждать, прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец дверь открыл невысокий мужчина в очках, с необыкновенно высоким лбом, обрамленным седыми волосами. Говоря отрывисто и немного в нос, не глядя на меня и не представившись, будто оторвался от важных дел, он впустил меня и предложил присесть в гостиной. У него был какой-то незнакомый мне акцент – нью-йоркского еврея средних лет из Нижнего Ист-Сайда, но тогда я этого не поняла. До меня дошло, что это и есть тот самый Ли Страсберг, к которому я шла на собеседование. Он походил скорее на раввина или зубного врача, нежели на прославленного педагога по актерскому мастерству. Вид у него был недовольный – наверное, сердится, подумала я. Мне редко доводилось общаться с людьми, не соблюдавшими светские правила приличия, хотя позже я оценила это его качество – никаких фальшивых любезностей. Ему можно было доверять. Он говорил то, что хотел.

Он сел, посмотрел на меня и произнес: “Итак…” Последовавшую паузу прервал странный звук – он резко выдохнул через носоглотку. В фильме “Крестный отец II” он весьма эффектно проделал тот же фокус в сцене с Аль Пачино. Холодный взгляд его глаз, чудовищно огромных за толстыми стеклами очков, парализовал меня. Затем я почувствовала, как его отпустило и в душе что-то смягчилось. Возможно, он заметил, до какой степени я напугана. Как он сказал мне несколько месяцев спустя, я так отчаянно старалась выглядеть воспитанной, приличной барышней, что буквально впала в ступор. Я спросила, почему же он меня всё-таки принял на курсы, и он ответил: “Твои глаза. Что-то такое было в твоих глазах”.