Джейн Фонда - Вся моя жизнь

Отец одним из лучших закончил курсы морских офицеров, выбрал службу в боевой воздушной разведке и на последнюю неделю, прежде чем уйти в Тихий океан, вернулся домой. На нем был эффектный офицерский мундир с медными пуговицами, знаками различия и фуражкой. Я помню тот вечер, когда он пришел попрощаться. Он тогда спел мне песенку! А когда он закончил, я тоже ему спела. Потом он обнял меня и ушел.

Меня считали бездушным и черствым, но, когда я поцеловал Джейн и вышел из ее комнаты, я остановился у ее двери, достал платок и вытер глаза. Ну не псих ли – так реагировать? Я слушал, как она поет, и вдруг подумал: не хочу покидать семью.

Я была так счастлива, когда прочла эти строки в его биографии! Мне только очень хотелось бы, чтобы он позволил себе заплакать при мне, и мы плакали бы вместе, и я убедилась бы, что ничто человеческое ему не чуждо.

В Тайгертейле я слишком часто оставалась без надзора – и это было плохо. Но это же было и хорошо: я становилась всё более самостоятельной, а жгучая, дикая природа Южной Калифорнии служила мне отрадой и утешением.

Меня по-прежнему звали Леди, но теперь я ходила в джинсах и свободных рубахах, бродила по горам и лазила по деревьям и из-за этого была вся в репейниках, занозах и клещах. Я забиралась на свой любимый дуб и глядела сверху на Тихий океан; в моей голове гремели победные марши, я представляла себя полководцем, который ведет войско на гору и разбивает врага. Питер не любил приключений и не разделял моего увлечения этими играми, поэтому я выдумала себе другого брата – индейца. Боже милостивый, пожалуйста, пусть Санта-Клаус подарит мне на Рождество брата-индейца, молилась я.

В те дни, когда мы не ходили в школу, после обеда нам полагался тихий час. Я никогда не уставала, поэтому не любила отдыхать. Вылеживая этот нескончаемый час, я представляла себе семью из своих пальцев. Средний палец, самый длинный, был папой, указательный – мамой, мизинец – Питером и так далее. Я мастерила им одежду из салфеток, а если мне удавалось утащить в постель карандаш, рисовала им лица. Когда мне это надоедало, я скручивала из бумажных салфеток малюсенькие шарики, как можно плотнее. Затем пыталась расправить их на кровати, так чтобы они стали как новые, без единой складочки. При этом повторяла про себя: “ Я знаю – в моих силах сделать так, чтобы стало лучше ”. Так эта фраза превратилась в мою мантру.

Моей лучшей подругой была Сью-Салли Джонс, самая спортивная девочка в школе. Мне казалось, что я никогда не сравняюсь с ней по силе и храбрости, но я надеялась хотя бы перенять ее приемы. Помню, однажды я на полном серьезе спросила Питера: “Как ты считаешь, кто лучше загонит буйвола, Сью-Салли или я?” – “Конечно, ты, сестренка”, – без колебаний ответил он.

Это же мой брат! А может, он просто испугался – как бы я его с крыши не скинула, если он скажет, что Сью-Салли.

Я помню единственный случай, когда кто-то из взрослых посадил меня к себе на колени и объяснил, как надо себя вести, и это была миссис Джонс, мама Сью-Салли. Я обозвала мальчика на детской площадке грязным словом. Я ночевала у Сью-Салли, и ее мама отвела меня в сторонку, обняла, посмотрела на меня своими голубыми глазами и сказала:

– Леди, помнишь, как ты на площадке дурно выразилась об одном мальчике? Помнишь?

– Да, миссис Джонс.

Она не кричала на меня, отчего мне стало еще хуже.

– Тебе не пристало так ругаться, и никто не должен этого говорить. Все подумают, что ты плохая девочка. А ты – хорошая. Ты меня понимаешь?

– Да, миссис Джонс.

– Обещаешь больше никогда так не делать, Леди?

– Да, миссис Джонс.

Это был уникальный эпизод в моей жизни, и, наверно, поэтому я так отчетливо его помню.

В третьем классе я решила, что сама буду распоряжаться своей жизнью, и объявила всем, что отныне меня будут звать Джейн, причем Jane , а не Jayne . В моем табеле за третий класс в графе “Характеристика” было записано:

Джейн уравновешенна, эмоциональна, уверена в себе, решительна. С ней интересно, она живо реагирует на происходящее, поэтому нравится другим детям. Джейн умеет увлекательно и красочно рассказывать о случившемся. Полагаю, у нее есть актерские способности и врожденный дар превращать заурядные вещи в нечто живое и увлекательное.

Для меня это ценное свидетельство того, что когда-то я была уверена в своих силах и решительна. Эти качества довольно быстро исчезли.

Что касается секса, мое первое знакомство с этой стороной жизни меня травмировало. У нас было два ослика, Панчо и Педро, и как-то днем я взяла их обоих – на Панчо ехала верхом, а Педро вела рядом. Мне было семь лет, стояла жара, я была в шортах. Я уже добралась до дубовой рощи на вершине соседней горы, как вдруг на моих голых бедрах, обхватив их сзади, сомкнулись два копыта – как я потом поняла, Педро решил овладеть Панчо, на котором сидела я! Ослы отчаянно брыкались и лягались, копыта впивались сзади в мои ноги. Я, естественно, свалилась на спину и обнаружила прямо у себя перед глазами… оно было фута два-три длиной, почти касалось земли, омерзительное, с какими-то струпьями.