Джейн Фонда - Вся моя жизнь

Я затеяла еще одно творческое дело – фотосъемку его владений. Мне хотелось изучить их досконально, и я подумала, что надо попробовать запечатлеть их главные достопримечательности, а затем сделать для Теда и его детей альбом под названием “Дома́, милые дома́”. С годами имений становилось всё больше, и задуманный поначалу проект вылился в целое предприятие – вместо одного альбома для каждого члена семьи пришлось изготовить по пять.

Все мои начинания Тед встречал в штыки. Он чувствовал себя покинутым, говорил, что я ищу способ избежать близости (и был отчасти прав), обзывал меня трудоголиком, хотя сама я считала, что мне просто нужна творческая отдушина, и полагала, что, как говорил Марк Твен, настоящая работа – это забава, а вовсе не работа. Поскольку мне очень хотелось удовлетворить потребность Теда в сочувствии, я неохотно сдавалась. Но свои хобби упорно не бросала, тем более что отказалась от гораздо более важных вещей – хотя ни он, ни я в те годы этого не сознавали. В частности, я отказалась от собственного голоса.

Тед – единственный из моих знакомых, у кого больше оснований для того, чтобы принести людям свои извинения, чем у меня. Ему следовало бы попросить прощения у христиан, католиков, евреев, афроамериканцев и у папы римского. Он не признавал равноправия. Он ничего не мог с собой поделать и, точно ребенок, зачастую руководствовался сиюминутным порывом. Если что-то приходило ему в голову, он почти никогда не мог удержаться и не ляпнуть этого вслух.

Взять хотя бы его судьбоносное выступление в Национальном пресс-клубе в Вашингтоне. Компания “Тайм Уорнер”, которая была представлена в совете директоров, пыталась воспрепятствовать покупке Тедом главной широковещательной сети в дополнение к его кабельной империи, а ему казалось, что его лишают возможности конкурировать с другими крупными медиакорпорациями, такими как “Ньюс Корп” Руперта Мердока, “Дисней” и “Виаком”. В то же время он вел важные переговоры о слиянии TBS и “Тайм Уорнер” – одно неверное движение, и все усилия пойдут прахом. Накануне я – не Тед – от волнения не могла заснуть. Он по своему обыкновению к выступлению не готовился, не делал себе каких-то заметок, зато, по примеру своего героя Александра Македонского, в ночь перед битвой хорошенько выспался.

В тот день до отказа заполнившие зал журналисты ждали его выхода, сознавая всю серьезность момента. Представьте же себе их – и мое – изумление, когда посреди его речи вдруг прозвучало: “Миллионы женщин, которым удалили клитор еще в возрасте десяти – двенадцати лет, не способны получать удовольствие от секса… В Египте этой операции подвергалось от 50 до 80 % девочек… Задумаемся об этой варварской жестокости… «Тайм Уорнер» хочет лишить клитора меня”. Одни рассмеялись, другие остолбенели. Многие обернулись на меня. Я сползла вниз в своем кресле. А я-то тут при чем?

Через несколько лет Тед выделил беспрецедентно огромную сумму – миллион долларов – на основание Фонда ООН. За годы его работы на борьбу с женским обрезанием было выделено немало крупных грантов. Никто не скажет, что Тед бросает слова на ветер.

Наиболее публичной частью моей новой жизни с Тедом, безусловно, стали игры команды “Атланта Брейвз”. Осенью 1991 года, незадолго до нашей свадьбы, “Атланта Брейвз” впервые играла в Мировой серии. Не помню, когда еще я вырабатывала столько адреналина и настолько верила бы в разные приметы. Скажем, во время игры, в которой мы победили, мой указательный палец был заклеен пластырем – значит, надо и в следующий раз его заклеить. Так же и с бельем, серьгами, кепками. Я начала собирать собственную коллекцию подаренных мне победных кепок, а всю триумфальную для “Брейвз” Мировую серию 1995 года я “проболела” в своем всепогодном “счастливом” жакете из шерсти бизона. Тед снискал себе славу многими разнообразными деяниями и достижениями, но народным героем Атланты он стал именно благодаря тому, что всегда поддерживал “Брейвз” и привез домой победителя.

В первый стабильный год нашего романа мы путешествовали не только вслед за любимой бейсбольной командой, но и по всему миру, побывали в Советском Союзе, Европе, Азии и Греции – везде, где различные начинания Теда требовали его присутствия. Многие из этих мест мне были уже знакомы, но с Тедом всё выглядело совершенно иначе. За редкими достойными упоминания исключениями, всё внимание было приковано к нему. Говорил в основном он, чествовали и поздравляли его, и хотя, по мнению сотрудников CNN , я первая из женщин Теда получила роль со словами, очевидно, это была роль второго плана. Иногда я казалась себе невидимкой и теряла душевное равновесие – например, если его речь касалась наших общих интересов, а он выступал экспромтом и под конец уже молол какой-то вздор.