Дмитрий Рублев - Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Но одно они передавали совершенно точно: именно естественным наукам и естественно-научному мировоззрению отдавали приоритет молодые «нигилисты» – новое молодежное контркультурное течение. Уже летом 1859 года Петр читает труды вульгарных материалистов, которых так славит тургеневский Базаров: Карла Фохта, Людвига Бюхнера и Якоба Молешотта. Из книги Фохта «Материя и сила» (Тургенев ее тоже упоминает в своем романе) Петр делает вывод: «истины материалистов вовсе не метафизика…» [97] Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. С. 149. С тех пор этот философский термин на букву «м» становится для него ругательным словом, обозначая нечто умозрительное и далекое от науки.

«Нигилизм, – свидетельствовал революционер-народник Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский, – объявил войну не только религии, но и всему, что не было основано на чистом и положительном разуме, и это стремление, как нельзя более основательное само по себе, доводилось до абсурда нигилистами 60-х годов… Нигилизм восторжествовал по всей линии» [98] Степняк-Кравчинский С. Грозовая туча России. М., 2001. С. 26, 28. . Глашатай и кумир русских нигилистов, Дмитрий Иванович Писарев, которого молодежь читала взахлеб, провозглашал, что естественные науки должны стать основой практической жизни человека. «Истинная наука ведет к осязательному знанию», – писал он. «Все материальное благосостояние человека зависит от его господства над окружающей природой, и это господство заключается в знании естественных сил и законов». И даже мировоззрение человека есть лишь сумма «объяснений, относящихся ко всем различным явлениям природы» [99] Цит. по: Забелина Н. Н. Осмысление роли науки как фактора исторического прогресса в воззрениях Д. И. Писарева // Вестник МГТУ. 2007. Т. 10. № 3. С. 384. .

Именно в такой интеллектуальной атмосфере формировались интересы юного Петра Кропоткина. Как и «нигилисты», он отдавал предпочтение естественным наукам и стремился изучать именно их. Как и те, он стремится к свободе мысли, к освобождению от устоявшихся шаблонов, норм и верований. Как и другие ищущие и мыслящие молодые люди, он искал в этих областях знания ключ к пониманию того, что происходило вокруг него. Об этом свидетельствует его активная переписка с братом Александром: оба они могут на протяжении долгих страниц обсуждать научные вопросы и гипотезы. «Чистая», умозрительная абстракция их не занимает, а социальные темы привлекают их внимание прежде всего с точки зрения практического применения тех или иных идей.

Такое отношение к «абстрактному» знанию Кропоткин сохранил на всю жизнь. К нему он относил и философию Гегеля и Маркса. Марксизм с его философией был для него отвлеченной и далекой от жизни абракадаброй, которая пытается втиснуть многообразную, живую реальность в узкие рамки заранее выведенных умозрительных законов, чем-то вроде заклинания «великого святого Маца» у китайского писателя Лао Шэ: «Пулопулап – это выше-низший варэ-варэ среди яящихся всего планетозема!» [100] В романе Лао Шэ (1899–1966) «Записки о Кошачьем городе» (1933) изображены студенты, которые нахватались модных «иноземных» идей и разглагольствуют о них, совершенно не понимая их смысла. «Святой Мац» – это намек на Маркса, «пулопулап» – искаженное слово «пролетариат», а «варэ» происходит, очевидно, от немецкого слова Ware (товар). Уже в зрелом возрасте Кропоткин не переставал обрушиваться на «метафизические» обобщения, «установленные либо диалектическим методом, либо полусознательною индукциею». По его мнению, они отличались «отчаянною неопределенностью», основывались «на весьма наивных умозаключениях» и догадках, были «выражены в столь отвлеченной и столь туманной форме», что позволяли сделать самые различные, даже диаметрально противоположные выводы [101] Кропоткин П. А. Хлеб и Воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 270. . Именно поэтому Петр Алексеевич стремился позднее поставить анархизм на строго «научную» основу.

Интерес Кропоткина к изучению природы методом естественных наук в сочетании с литературным талантом и литературным вкусом, воспитанным на романах Тургенева, иногда побуждал его писать необыкновенные, парадоксальные строки. Таков, например, фрагмент из его воспоминаний, написанных в 1907 году в честь друга, известного революционера Степняка-Кравчинского. Поэтичное описание огня в печи крематория, где сожгли тело друга, полное красочных аналогий с природными явлениями, поистине заслуживает цитирования: «Тут, в небольшой зале… перед нами открылась громадная печь, наполненная раскаленными газами такой яркости и красоты, таких волшебных цветов, какие видны только при восходе солнца на море или в горах. Туда быстро вкатили гроб, и он исчез среди охвативших его клубящихся лучезарных, розоватых огней…» [102] Кропоткин П. А. Воспоминания // Степняк-Кравчинский С. М. Грозовая туча России. М., 2001. С. 394.