Винсент Ван Гог - Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов

Как бы то ни было, кроме нескольких лет, когда мне было трудно понять себя самого и меня смущали религиозные идеи – своего рода мистицизм, помимо этого времени, я всегда жил с какой-то теплотой. Теперь вокруг меня становится все мрачнее, и холоднее, и скучнее. И если я говорю тебе, что прежде всего не ХОЧУ этого терпеть, не говоря уже о том, могу ли, то я ссылаюсь на сказанное мной в самом начале наших отношений. То, что я имел против тебя в прошлом году, – это вроде возвращения к холодной благопристойности, которую я считаю бесплодной и бесполезной, совершенно противоположной всякому действию, и особенно всему художественному.

Я говорю, как думаю, не для того, чтобы вызвать у тебя жалость, а чтобы ты увидел и, насколько возможно, почувствовал, в чем дело, почему я больше не думаю о тебе как о брате и друге с былым удовольствием. Если я хочу придать своей кисти больше живости, в моей жизни должно появиться больше воодушевления, с одним терпением я не продвинусь ни на волосок. Если ты, со своей стороны, впадаешь в то, о чем сказано выше, не обижайся, что я веду себя с тобой не так, как, скажем, в первый год.

Что касается моих рисунков, сейчас мне кажется, что акварели, рисунки пером с ткачами, последние рисунки пером, над которыми я работаю сейчас, вовсе не так скучны, чтобы ничего собой не представлять. Однако если я сам приду к заключению, что это никуда не годится и Тео правильно делает, никому не показывая их, тогда – тогда – это будет для меня еще одним доказательством , что я имею право быть кое-чем недовольным в нашем нынешнем ложном положении, и я тем более буду добиваться перемен – к лучшему или к худшему, лишь бы все шло не так, как сейчас.

Если бы сейчас я хотя бы видел, что ты считаешь, будто я недостаточно совершенствуюсь, но делаешь что-то для моего совершенствования – например, знакомишь меня с каким-нибудь сильным художником, раз Мауве отпал, или, по крайней мере, КАК-ТО, давая тот или иной знак, даешь мне понять, что действительно веришь в мои успехи или способствуешь им. Но нет – да, деньги, – но в остальном ничего, кроме «просто продолжай работать», «имей терпение» – так же холодно, так же мертво, так же сухо и так же невыносимо, как, например, говорил папа. Жить этим я не смогу, мне становится слишком одиноко, слишком холодно, слишком пусто и слишком бессмысленно.

Я не лучше других в том, что у меня, как у всех, есть свои потребности и желания, а если ТОЧНО ЗНАТЬ, что меня держат на коротком поводке, замалчивают, то вполне понятно, почему я отзываюсь именно так.

Когда становится все хуже и хуже – а в моем случае это вполне возможно, – что с того? Когда плохо, нужно попытать счастья, чтобы исправить положение.

Брат, я все-таки должен еще раз напомнить тебе, каково мне было, когда то, что мы затеяли, лишь начиналось. С самого начала я поднял вопрос о женщинах – помню, как в первый год я провожал тебя на вокзал в Розендале и сказал тебе тогда: я настолько против одиночества, что предпочел бы жить с последней шлюхой, но не один. Может быть, ты вспомнишь.

Сначала мысль о том, что наши отношения прервутся, была для меня невыносимой. И мне так хотелось, чтобы все это просто изменилось. Однако я не могу постоянно обманывать самого себя, думая, что это может быть вопреки всему.

Подавленность из-за этого была одной из причин, почему я так решительно писал тебе из Дренте, уговаривая, чтобы ты стал художником. И сразу же остыл, как только увидел, что твоя неудовлетворенность делами исчезла, когда твои отношения с Гупилем улучшились.

Сначала я считал, что ты не совсем искренен, но позже счел это вполне понятным и теперь думаю, что совершил куда большую ошибку, написав тебе «стань художником», чем ты, увлеченно принявшийся за дела, когда они пошли более приемлемым образом и прекратились махинации, делавшие все это невозможным для тебя.

Само собой, однако, что я подавлен из-за нашего ложного положения по отношению друг к другу. Сейчас для меня важнее продать за 5 гульденов, чем получить 10 гульденов в порядке покровительства. Теперь – и очень настойчиво – ты постоянно пишешь, что, во-первых, как торговец (это я сейчас оставлю и, по крайней мере, не обижаюсь на тебя за это), а во-вторых, как частное лицо (за это я на тебя немного обижен) не приложил, не прилагаешь и пока не думаешь, что сможешь приложить, даже малейшие, ничтожнейшие усилия ради моей работы.

В таком случае я не могу сидеть сложа руки или вести себя трусливо, так что скажу тебе напрямик: если ты ничего не делаешь с моей работой, я не желаю твоего покровительства . Я прямо называю причину и назову точно так же, когда будет трудно не указать на нее.