Дмитрий Минченок - Исаак Дунаевский

Место происшествия – городок Лохвица. Главные герои – семья банковского служащего Бецалеля-Иосифа бен Симона-Авраама [4] Русифицированные варианты его имени – Бецалель (Цали) Симонович, Иосиф Симонович. Дунаевского. Зрители – любопытные соседи. (В роли статиста – молодой папаша Цали Дунаевский. В роли премьера – его дитя, будущий Красный Моцарт.)

Впрочем, как я уже сказал, кто вырастет из этого крохотного комочка боли со старческим лицом, никто не то что не знал (незнание свойственно человеческому роду), но даже и не думал, ибо хватало других забот. Во-первых, крики роженицы. Впрочем, не сильные и не продолжительные. Напомню, роды были третьи. Во-вторых, привычка радоваться. И это событие случилось.

Звезды утомленно взирали на реку Сухую Лохвицу. В тот год она обмелела. Я листал специальные справочники. Если это можно было считать предзнаменованием, то значит, оно им было явлено. Вечное сияние чистого разума. Мальчика назвали Исааком, в честь великого библейского патриарха, которого собственный отец был готов принести в жертву, но парень вышел из передряги победителем благодаря Божественному вмешательству. Значит, и святые пользуются блатом. А как иначе? Как положено.

Накануне первой же субботы после появления на свет сына устроили шолем зохер – торжество в честь рождения мальчика, которое полагается совершать накануне обрезания.

Обрезание – брит мила.

Многие думают (и я в том числе) об этой процедуре с ужасом. На самом деле, нет ничего страшного. Мужчины, это пережившие, вспоминая подробности, даже смеются. Младенцы – нет.

Упрямые.

Предпочитают кричать. Тоже хорошая форма подачи самого себя.

Шуршали ритуальные одеяния старцев, похожих под своими полосатыми покрывалами-талитами на зебр. Столы в доме покрыли белыми скатертями. Самый дряхлый, моэль [5] Человек, совершающий обрезание. – лицом списанный с библейского пророка, бормоча под нос «Шма Исраэль…» [6] Начало молитвы «Слушай, Израиль…». , ритуальным ножом отрезал частицу плоти под животиком новорожденного. Присутствующие мужчины закричали: «Мазаль тов!» [7] Фраза на иврите, которая используется для поздравления в честь какого-либо события в жизни человека.

Жизнь начинается со страдания, не правда ли? Борода моэля приглушила истошный вопль младенца.

К списку имен избранных прибавилось новое имя.

Завидная доля.

В те времена синематографа еще не изобрели, и потому после праздника все запрокинули головы, разинули рты и вышли из хаты… Смотреть на звезды. Напомню, январь был не колючий, и снег заменял полотно экрана. Зрелище завораживало.

Согласно преданию – а легенды играют весьма большую роль в биографиях гениев – снег был до крыш, а кое-где и выше. Это не фантазия. В одном из писем герой на склоне лет писал: «Когда я родился, – как говорила мама, – было очень много снега, может быть потому я теперь люблю все белое».

Звезды – единственное, что служит тоскливой мечте о свете и его недостижимости. Именно это порождает страдание, как утюг – причину пожара. Как хорошо смотреть на звезды. И как грустно. Они вспыхивают, и ты чувствуешь удивительную связь с чем-то неземным в твоей душе. Только понять, отчего грустно, на скорбь от какой утраты намекает сияние звезд, нельзя. Ты словно понимаешь, что потерял любовь всей своей жизни, а она тебя все еще ждет. И ты пробуешь до нее дотянуться. Только размаха рук не хватает. Как преодолеть свои слабости, перешагнуть через века, простить предательство, чтобы вновь обрести любимую?

А звезды обвиняют и зовут. В этом смысл сияния.

Вы думаете, крохотный пучок света из пучины мрака и холода? И от мерцания звезд нет тепла? Ошибаетесь. Наша жизнь пронизана светом миллиардов таких звезд. Бесчисленное множество одиноких сердец отзываются на них. Их теплом можно согреть большой город, в котором вспыхивают холодные окна.

Когда ты с самого рождения ощущаешь тоску, кем в большей степени ты станешь: мечтателем или победителем-завоевателем? Для звезд нет никакой разницы, понимают ли суть их движения. Понимают ли смысл сияния?

Они готовы выразить каждому свое сожаление, что так далеки от нас. А может, это и к лучшему? Небо после рождения мальчика стало назойливым и неинтересным.

А его монстры? Куда делись они?

Растворились в тишине. Страхи маленького мальчика – скрежещущие звуки, впервые обретшие прописку в его ушах, заглушились дребезжанием тазов и грохотом кухонной утвари. Мальчик воззрился на мир.