Дэвид Табатски - Куриный бульон для души. Я победил рак! Истории, которые дарят надежду, поддержку и силы для самого сложного испытания в жизни

– Роберт Гелнау

– Я умру и не вырасту?

Когда наша шестилетняя дочка Сара задала этот неожиданный и невыносимый вопрос, у меня весь воздух вышел из легких. Я не представляла, что происходит в ее милой лысой головке, пока она безмятежно отправляла хлопья ложку за ложкой себе в рот, не зная, что ее подбородок украшает капля молока.

Пытаясь держать себя в руках, я ответила:

– А ты как думаешь, Сара?

Она спокойно ответила:

– Я бы лучше пожила.

Я не могла не вспомнить про электронное письмо от женщины, у которой тоже была дочь с нейробластомой в четвертой стадии и которая написала: «Я горюю по ней, хотя она все еще с нами».

Сара прервала мои размышления.

– Мама, когда я умру, положи, пожалуйста, мое одеялко мне в могилу.

На секунду я замерла и изо всех сил постаралась заставить мой голос не дрожать, прежде чем спросить:

– Ты правда этого хочешь, Сара?

– Ага, – ответила она.

От лечения лицо Сары выглядело бледным и шелушилось, но ее взгляд был озорным и веселым, когда она залезла ко мне на колени, чтобы по традиции пообниматься после завтрака. Я укутала ее в одеяло, и мы тихо устроились в нашем коконе. По моему лицу ручьем лились слезы, потому что я думала, как страшно буду скучать по этим моментам, когда рак отнимет ее у меня.

Я не могла не задаваться вопросом: может быть, это такое долгое прощание? Если Сара проживет долго, я буду невероятно благодарна. Но если она умрет такой маленькой, пока еще помещается у меня на коленках, я буду благодарна даже за тот короткий срок, который нам выпал.

Я думаю о ее новых симптомах. Это начало конца или они совсем ничего не значат? Сложнее всего жить именно с этой неуверенностью – мы ждем, что зазвонит телефон и слова доктора пошатнут наш мир. Мы получаем письма других пациентов, которые страдают, читаем книги о раке и истории на сайтах о других детях, умерших от нейробластомы, – и не знаем, как долго продлится наше прощание.

Я хочу только, чтобы Сара жила, чтобы по-настоящему ощутила вкус жизни, выросла высокой и отпустила длинные волосы, которые можно завязать в хвостик. Чтобы ходила на свидания, закатывала глаза, как все подростки, поступила в колледж. Я хочу только, чтобы моя дочь жила. И все же ужасно боюсь, что однажды утром ее не будет рядом, мое сердце затянут тяжелые тучи, и я больше никогда не увижу солнца. Я также знаю, что она может прожить еще много лет. Это очень странное состояние – бояться, что в будущем может быть много страха и боли, надеясь и радуясь при этом каждому воспоминанию, которые мы создаем вместе.

Один из таких моментов мы пережили, когда Сара лежала в Хэллоуин на химиотерапии, и персонал больницы организовал маскарад для тех немногих детей, которым хватало здоровья, чтобы принять в нем участие. Сара оделась в костюм Губки Боба и радостно понеслась по коридору, с огромным энтузиазмом размахивая оранжевым ведерком для конфет. Коридор был полон таких же героев, как она, – храбрых, повидавших виды детей в сопровождении сочувствующих медсестер, чье сердце разбивается каждый раз, когда они приходят на работу.

Наблюдая за моим маленьким лысым Губкой Бобом, я радовалась возможности побыть с дочерью в такой необыкновенный и в то же время обычный момент.

После того как дети получили свои конфеты, Сара внезапно заявила усталым голоском из-под своей маски:

– Мама, я выдохлась!

Я ответила:

– Ничего, милая. Я тебя отнесу.

Помогая Саре вернуться на больничную койку, я думала только о том, настанет ли день, когда она покинет палату и отправится туда, где нет рака, нет лысых детей и не слышно, с каким звуком разбиваются их маленькие сердечки. Я думала о дне, когда Сара «Губка Боб» Смит скажет: «Я выдохлась», и Бог ответит: «Ничего, милая. Я тебя отнесу».

Я не хотела бы, чтобы Сара отправилась Туда в ближайшее время, но радуюсь, что она будет готова к этому моменту. Если честно, пока она лечилась от рака, мы поменялись ролями. Она стала учить меня, а я была ее ученицей. Я наблюдала, как она переносит химиотерапию, операции, пересадку костного мозга и радиацию. Ни одно сердце матери не может вынести столько боли, слез и горя. И все же моя дочка просыпалась по утрам, возилась со своими зверюшками и улыбалась мне, залезала ко мне на коленки и стойко встречала каждый страшный миг с невероятной силой и радостью.

Прошло шесть лет, Саре исполнилось тринадцать, и у нее все хорошо.