Игорь Угляр - Белый дом. Президенту Трампу лично в руки. Как строитель строителю. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Из застольных бесед с Александром Морасановым.

Светит солнце, да не греет. Спасает хитер – мощный нагреватель, к сигарообразному телу которого, излучающему спасительный жар этажом ниже, словно мухи на мед время от времени скатываются кубарем по деревянной времянке рабы капитала начала третьего тысячелетия, одежинами да повадками чем – то отдаленно напоминающие наполеоново воинство времен победоносно – триумфиального шествия последнего от города Москвы до городу Парижу, или (дурные примеры заразительны), наступивших на те же исторические грабли их восточных соседей полтора столетия спустя. Не удосужились господа хорошие удостоить своему вниманию высочайшему хотя бы какой строечке российскоговорящей захудалой, гляди от такого фактика пустячного, мелочи пузатой, изменилась бы, да не раз – цивилизация мировая, ход – подумать боязно, истории изменился. Да отчего же российской, изумится читатель просвещенный, коли компания американская да в самой Столице Мира, да народ собраный на живую нитку всё больше по английски с причудами да по испански, да по тибетски, да по наречиям африканским каких только нет. Да оттого поясняю в раз который, что работают, вкалывают, рогом упираются, блякают да курвакают все отчего – то по российски да по – польски впридачу, со всеми печальными, а зачастую убийственными отсюда вытекающими последствиями для всякого покусившегося на нас очередного людоеда исторического, не считая приверженцев глупостей там разных вроде свобод демократических, ценностей общемировых, да прав человеческих.

Если тебе в жизни этой кой-чего и обломилось, не радуйся уж так особо, хотя со стороны другой ежели что не так – не убиваться же… Знойная женщина, мечта поэта… Работа под носом у хитера, мечта работяги… Того требует технологический процесс. А то може кто ненароком подумает легкомысленно про заботу о людях. Стройку краем глаза в жизни видели? Вокруг голые перекрытия да ветер знай себе свищет. Посреди зимы особенно. Выдувая тепло последнее которого априори нет. А посему перед заливкой бетона по периметру этажом ниже натягивается пластик, туда же подтягивается тяжелая артиллерия в виде хитеров, сопла которых будут изрыгать пламя поддерживая определенную температуру до тех пор, пока цементная жижа не превратится в бетон – не в труху как в Ташкенте или Спитаке. Затем, никак не раньше, труд тяжелый, очень, а зачастую и каторжный превращается для везунчиков судьбы оказавшихся в нужное время в нужном месте в кущи райские. Снята меховая куртка, сброшен свитер. Расстегнут ворот, закатаны рукава. Осталось прокантоваться какой – час, ты уже там, в мечтах лучезарных в будущем светлом, таким же прекрасным как и безоблачном словно сборная 1972 за минуту до победы, виктории, триумфа очередного, но шайба у Фила Эспозито и… Призывный клич «Игооорь!» пробуждает меня от грез несбыточно лучезарных спуская на землю грешную самым что ни на есть варварским и бесчеловечным образом. Кто был всем тот враз стал никем. В мгновенье ока. Застегивается ворот. Расскатываются рукава. Одевается свитер. Напяливается куртка. Я и Джонни. Если не Я, то кто же?!

А деревья растут странно как то, снизу вверх, нет чтобы наоборот, как на рашен спикен стройке – корневищем доверху. Деревья растут неправильно. А вот разбросаные деревяные громилы брусы заваленые кирпичами улеглись очень даже правильно. И никак было иначе, чтобы ему, кирпичуге здоровенному – не путать со стандартным обмылком именуемым ошибочно кирпичем – свалиться не на начальствующую балду высоколобую – на палец мой, да самым углом что ни на есть острым, кантом, да прицельно так, что не увернуться как и не припрыгнуть даже ибо пребываешь в состоянии заклинено – полускособочено – согбенном в три погибели, только вскрикнешь да блякнешь дежурно какой уж раз за день. Затем, груженый скарбом строительным, потарабанишь напару с уроженцем Ямайки знойной Джонни, закутаному в одеяния разношерстные словно немец в окопах Сталинграда эти бревна злощасные вкруговую, погрузишь на кран, кран себе знай уедет, а ты уберешь за краном всё что и как полагается, а полагается много чего и тяжело, закроешь браму, будешь тащить волоком – по другому никак, здоровенные ригели ограждения на полутора ногах, злой, холодный, голодный, усталый, с пульсирующей болью, когда на втором этаже появится бородатая физия Отца Родного да ка-ак заорет привычно: « Бля-ааа!!! Давай бегом едрена корень, чего вы там еле шевелитесь…».