Максим Шраер - Бегство. Документальный роман

«Бегство» – это история жизни, которую я оставил позади в 1987 году. С момента моего рождения в Москве (5 июня 1967) и до эмиграции (7 июня 1987) года мои советские детство и юность были долгим расставанием с родиной, отторжением от нее. Затянувшейся попыткой бегства. Еще не осознавая этого, чуть ли не с самого детства, я уже ждал отъезда и, сам того не ведая, собирал материалы для этой книги.

В этом документальном романе рассказывается о первых двадцати годах моей жизни. Здесь собран коллективный опыт советских часов, месяцев и лет моего прошлого. Но в то же время это сугубо личная история – история одной еврейской судьбы. После многих лет жизни в эмиграции я научился остранненно смотреть на прошлое. Если бы не остранненность перспективы, если бы не сочинительство на английском, ставшем для меня вторым языком, – я никогда бы не преодолел барьер воспоминаний.

Я прожил в Америке больше половины жизни, и это немало для американца, бывшего когда-то московским еврейским мальчиком. Мир, который я некогда знал – как знают воздух, небо, траву, мусор родного дома – исчез навсегда. Эмиграция нашей семьи в 1987 году и развал Советского Союза в 1991 превратили меня в чужака в стране, где я родился и вырос. Старинные мои друзья покинули Россию и рассеялись по всему свету. Среди сверстников, с которыми я вместе рос, играл во дворе, некоторых уже нет в живых; кто погиб в Афгане или Чечне, кто убит «братвой», кто спился и исчез. Приезжая в Россию, я ощущаю себя всеведущим чужестранцем. Чувствуя многие нюансы российской жизни, я тем не менее воспринимаю Россию глазами иноземца, и это делает каждое возвращение событием поистине сюрреалистическим. Конечно же я продолжаю ощущать глубокую связь с этой страной и ее народом. Но я, пожалуй, утратил чувство принадлежности к теперешней России. Было ли у меня это чувство когда-нибудь вообще? Не стал ли сам факт моего рождения в России «ошибкой… со стороны… Б-га», как сказал когда-то бабелевский Беня Крик, вторя шолом-алейхемовскому Тевье-молочнику? В реальной жизни такие рассуждения с оглядкой на прошлое не помогают избавиться от багажа памяти о пережитом.

Я почувствовал необратимость разрыва с Россией в тот день, когда вместе с родными стоял на еврейском кладбище в городке Крэнстон в Род-Айленде, – самом маленьком из американских штатов. Мы стояли над свежей могилой, в которую были перезахоронены останки моего деда по материнской линии Аркадия (Арона) Поляка. Я думал о том, что дед Аркадий так хотел уехать, но умер и был похоронен в Москве еще до того, как мы встали на путь эмиграции. И вот теперь, в середине 1990-х годов, мы перевезли его останки и похоронили их в американской земле. Раввин говорил о том, что покидая Египет навсегда, Моисей открыл гробницу, достал кости Иосифа и унес их собой, уводя свой народ в Землю Обетованную. У нас не было корней в Америке, но мы их создали сами, пересадили корни, похоронив здесь останки предков. Моя бабушка Анна (Нюся) Студниц, которой не стало в ноябре 2009 года, лежит в одной могиле с дедом, прожив с ним в разлуке двадцать два года в России и еще столько же в Америке. Но невозможно пересадить все до единого корни. И пытаться не нужно. Приезжая в Ленинград (Санкт-Петербург) много лет кряду, я хожу на Преображенское Еврейское кладбище на окраине города. Там я кланяюсь могилам наших предков по отцовской линии и оставляю камешки на гранитных надгробиях. Летом 2012 года моя старшая дочь Мируша, тогда еще первоклассница, впервые стояла рядом со мной, и я глотал слезы и прятал лицо. Год спустя, в июне 2013, я привез с собой младшую дочь, Танюшу, и мы вместе поклонились могилам предков. Я не скрывал от дочери слез.

Теперь мой дом и моя жизнь здесь, в Америке. Я сделался жителем Новой Англии и даже обзавелся бостонским акцентом. Здесь я встретил и полюбил мою жену Кэрен, рожденную в Америке дочь еврейских иммигрантов. Здесь я начал писать на английском. Здесь, в Америке, мои родители отметили пятидесятилетие свадьбы. И здесь, в бостонской больнице Бет-Израэл, родились мои дочери и были навеки записаны в бейсбольную книгу жизни – книгу болельщиц Boston Red Sox .

Я слишком большой фаталист, чтобы говорить о ностальгии по своему русскому – советскому – прошлому. Мир, который я оставил позади в 1987 году, вовсе не походил на элизиум дореволюционных усадеб, потусторонних бабочек и первой любви, на утерянный рай, который так неповторимо обессмертил в американской прозе мой самый любимый русский изгнанник, унимавший боль собственных потерь. Мои советские годы, почти половину которых я с родителями провел в преисподней отказа, были далеки от идиллии.