Александр Малиновский - Избранное. Том 1

– Кто у нас умер?

Сын ответил, что умер мой отчим. Он был у нас любимым человеком, мы его отчимом не звали, называли отцом, дедушкой. Сын держал в руках телеграмму. Отчим умер в ту ночь, которую я провел без сна в больнице. Это меня очень поразило. И заставило задуматься. И о том, кто мы есть на земле, и о том, какими нитями соединены, видимыми и невидимыми. О том, как мы связаны со всеми, кто ушел из этого мира и чьи души уже давно далеко. Мне и раньше часто казалось, что была какая-то необычная, не очень понятная, но устойчивая связь между мной и моим отчимом. Он меня сильно уважал. Мне кажется, он часто думал обо мне. Каким-то образом это все трансформировалось и в наши отношения.

Незадолго до смерти моего отчима я однажды, проснувшись утром, обнаружил у себя во рту нечто странное. Шарик, примерно одного сантиметра в диаметре. Надутый, красный, на щеке внутри рта. Мы с женой забеспокоились. Больно не было, но он мешал. Жена тут же настояла, чтобы я сходил к врачу. Зубной врач усадил меня в кресло и вяло обронил:

– Это пустяки, обычная киста.

И как-то очень ловко ее срезал. Она держалась на небольшом соединении. Я ушел на работу. Это было в среду.

В субботу поехал к родителям. Вечером отец отказался от ужина:

– У меня во рту какая-то несуразность. Настроение пасмурное.

Я попросил его показать. Открыв рот, он показал на левой щеке… круглый шарик.

– Опять рак вылез, теперь уж во рту. Надоел он мне.

Посмотрел на его лицо, оно было беспокойным. Тут же я с удовольствием широко разинул свой рот и показал свою левую щеку, пояснив, что и у меня такое же, но это не страшно. Надо сходить к зубному врачу. Обычная киста. Затем спросил:

– Пап, а когда у тебя это появилось?

– Да три дня назад, кажется…

Я не могу сказать, что это было, просто привожу факт: у нас одновременно, в один и тот же день, появилась киста во рту на левой стороне щеки. И у обоих было подозрение, что это рак.

Я вижу как многие писатели страдают от раннего профессионализма. Есть способность писать, но писать не о чем. Жизнь изнутри неощущаема. У меня сложилось впечатление, может быть, и спорное, но мне кажется, что человек сначала должен уметь делать конкретное дело, уметь делать жизнь. Для меня ценен тот человек, который что-то сделал, в чем-то участвовал, что-то изобрел, построил, решил, а потом еще и написал об этом. Это замечательно. Хотя я вижу и другую сторону медали. Когда человек занимается конкретным делом, которое его только и кормит, тогда места творчеству остается мало. Женщина чуть ли не все свое время занимается стиркой белья, стоянием в очередях, мытьем полов. От нее трудно ждать творчества. Рутинная работа губит творческие начала. Кроме того, ежедневное добывание куска хлеба – незавидная судьба. Скучная доля. Но это уже претензии к обществу. Мы не создали такие условия, чтобы самый нижний уровень жизни был приличным. Когда есть общий уровень достатка, то и низшая планка будет такая, что она обеспечит достойное человеческое существование. Общество потеряет свои агрессивные черты. Но сам я себя ловлю на мысли: ожиревшее сердце ничего настоящего в искусстве не создаст.

Когда 26 апреля у меня родился внук Виктор, мы на нашей даче, два деда и отец Вячеслав, упаковали, завернули в пленку пару бутылок: коньяк и болгарское сухое вино, написали на листке из записной книжки пожелание, заложили все в нержавеющую трубу и закопали. Договорились – через пятнадцать лет, на его день рождения, показать ему это место. И пусть сам достает и читает наше послание.

Когда я закапывал послание и вино, вдруг вспомнив о своем «черном ящике», в который сейчас говорю, подумал: было бы здорово, если бы и мои записи лет через пятнадцать оказались интересными хотя бы моему внуку. Когда он вскроет наше послание, мне будет шестьдесят пять лет. Конечно, если доживу. Пусть внук через пятнадцать лет услышит мой голос. И пусть вино не потеряет своей крепости, а, наоборот приобретет новые качества. Может быть, мой голос, мои суждения не утратят терпкости, донесут запах и дух нашего времени, его приметы. Ведь когда-нибудь к нам из будущего, издалека прислушаются и задумаются: кто мы были такие, почему мы такое наломали? Отчего не могли делать очевидные вещи, в силу каких причин? И наступит ли в России такое время, когда возможно станет побороть то, что мешает нам сейчас? Наверное, цивилизация будет на другом уровне. Сначала мы ходили пешком, потом начали ездить на машинах, летать на самолетах, ракетах. Это и есть цивилизация! Вполне возможно, люди будут жить по-другому. Не на таких, как сейчас, самолетах будут летать, а на каких-нибудь шарообразных, яйцеобразных. Передвижение будет с иной скоростью. А культура? А ум? Хотелось, чтобы культура, опережая цивилизацию, поднималась быстрее. Вперед, все выше, выше и выше. Вспомним, Лев Толстой ходил пешком, верхом на лошади в валенках ездил по Москве…