Алиса Клюквина - История моей шизофрении

Популярная литература по данной теме говорит, что частые смены обстановки, переезды, развод родителей – это триггер-факторы таких состояний и купируется это все лекарствами, психотерапией, психологической поддержкой. Да, все это было в моей жизни: и триггер-факторы, и кустарное лечение. Но, по сути, я осталась собой, что скорее хорошие новости, чем плохие и ощущение подмены понятий осталось. Также как и в детстве, говорили одно, а делать приходилось другое. Остатки разума говорят мне, это был он. Он. Именно его роль была критической, он планировал каждое твое падение, везде был он и его ревность.

Он – это врач психиатр, который оковал меня своей паутиной и вскрыл мои таланты по максимуму. 2 детей, которых я никогда не видела, могут только это подтвердить. Он высокий, кудрявые волосы, у него есть жена и дети. Это человек, который сделал себя сам из пепла, который любит сжигать мосты и жить безответственно. Я лежала в приемном покое отделения скорой помощи одной из больниц США, и он звонил врачам: «Не нужно оказывать ей помощь, у нее галлюцинации, ей нужен психиатр».

Каждый раз, когда голова раскалывалась от мигреней, я обращалась в приемный покой в надежде облегчить боль и получить базовую консультацию невролога. Время идет, а я до сих пор не могу себя заставить, даже дома, это сделать. Каждый раз меня выписывали без диагноза, без лечения и выставляли счет не менее 1000-1500 у.е. На пятый раз у меня кончилось терпение ждать в бесконечной очереди, и я ушла из больницы с пластиковым браслетом на руке, так и не дождавшись врача. С тех пор я стала искать способы борьбы с болью самостоятельно, без врачей. На сегодняшний день, мне больше всего помогает йога, чай с имбирем, ходьба и здоровый сон. В тот момент, когда мигрени приходили каждые несколько дней, был 2014 год, я была на пике обучения наукам биологии и стресс был неимоверный.

Ночью я не спала. Мне нужно было писать лабораторные отчеты, литературные обзоры, обсчитывать графики. В маленькой студии, все на что хватало подачек матери, было душно. Мне порой казалось, что комнату накачивали каким-то химическим раствором, от которого болела голова. Окно открывалось еле-еле, а дверь вела в коридор на этаже мезонина, где обитали не очень приятные люди. Некоторые из них пару раз врывались ко мне в студию, когда я по неосторожности забывала закрывать дверь на ключ.

Чтобы проветриться я бегала ночью по парку. Мне казалось, с острова на озере на меня двигалась орда духов индейцев, которые когда-то здесь жили. Меня уносили мысли об истории, и я успокаивала себя, что у меня все получится, я встречу свою половинку и он унесет меня далеко от психиатра, от мигреней, от моей душной студии.

Все было не так. Я закончила бакалавриат, но как только я выпустилась, то потеряла статус студента. У меня была студенческая виза, и продлить ее можно было только на 1 год с условием, что ты получаешь работу по профессии. Казалось, что могло быть проще чем найти работу по биологии в сердце США, где всем правил Национальный Институт Здоровья, самая большая научная организация мира? Я рассылала резюме каждую неделю, по несколько в день, но не было ответа. Я хотела остаться в своем штате, так как не было денег искать новое жилье в новом штате, и я только-только подписала договор аренды на год.

В конце концов, один из исследователей, который сначала отказал, написал, не хотела бы я встретиться и обговорить условия работы. Я была счастлива. В итоге меня приняли только на работу лабораторным техником-лаборантом, и назначили зарплату 2000 у.е. Проблемы начались после первой недели. В США лаборанты имеют все права научных сотрудников и являются главными исполнителями почти всех экспериментов, находясь под руководством старшего персонала. Мне достались 3 докторанта, которые понятия не имели, что делают, потому что были физиками, а занимались биологией. Следует отметить, что и сам исследователь был теоретическим физиком, а смутные знания о биологии имел из стажировок во Франции. Я была вновь изолирована, другой работы не было, и работодатель требовал все больше и больше. Эксперименты не работали, потому что он пытался построить искусственные клетки из составляющих компонентов, а такие понятия как эндоплазматический ретикулум и базальные ламины, без которых клетка не выживет, были ему не знакомы.

В это же время меня мучали голоса. Они появились спустя 3 месяца после ДТП. Они называли меня русским шпионом, издевались над мной, комментировали каждый мой шаг. Иногда я слышала треск радио или шаги, что довольно странно для голосов, но врачи не обращали на это внимание. Психиатр стал звонить мне по Скайпу, претворяюсь не любовником, а лечащим врачом. Несмотря на то, что он был в США, он долго звонил и наконец выудил из меня правду – я не могла себе признаться, что слышу это записанные голоса, которые как эхо повторяли слова, сказанные студентами, работодателем – ты монстр, ты не достойна, ты шпион.