Донал Лог - Преступление, искупление и Голливуд

Однажды вечером я попросил Риту подкинуть меня до дома кузена Пончи, а в итоге променял брак с Лорой на тюрьму. Пончи был женат на моей двоюродной сестре Мари Кармен, которую мы после того случая в доме нашей бабушки прозвали Кошечкой. Они продавали травку, которую я им поставлял. Какое-то время назад я скинул им два килограмма, а теперь планировал забрать часть выручки.

Рита притормозила у их дома и осталась ждать на улице. Я поднялся на крыльцо и постучал. Дверь тут же распахнулась. Передо мной вырос офицер Маллинс из госнаркоконтроля Северного Голливуда. Я уже сталкивался с ним раньше.

Я тут же перемахнул через перила и побежал вокруг дома, но меня быстро скрутил здоровый легавый и воткнул дуло пистолета мне в подбородок.

– Шевелись, Трехо, или вышибу твои гребаные мозги!

– Пошел ты, – выплюнул я, пытаясь храбриться, хотя колени у меня тряслись, как у ссыкуна. Я понимал, что доигрался.

Коп втащил меня на крыльцо, и я увидел, как машина Риты стремительно исчезает за поворотом. Офицер Маллинс все еще стоял в дверях, другой коп маячил рядом с Пончи в гостиной, а пять их с Мэри детей сидели на полу и ревели. На кофейном столике лежала куча травы и котлеты из наличных.

– Я сказал им, что это мое, молчи. Ничего не говори. Это мое, – по-испански выпалил Пончи.

Маллинс кивнул на детей на полу.

– Ну и что нам делать, Трехо?

– Иди ты к черту, огрызнулся я. – Это мое. Все это – мое.

– Нет, мое! – воскликнул Пончи.

– Да в жопу их, Пончи. Отделаюсь условным.

Копы засмеялись, прекрасно понимая, какую чушь я несу. Я уже нарушил условия своего условно-досрочного, мне грозило не меньше полугода за решеткой, а то и годы. Я улыбался, словно ничего страшного не случилось, но моя душа ревела белугой.

Меня заковали в наручники и вывели на улицу.

– Правильно сделал, Дэнни, – оценил офицер Маллинс. – Правильно сделал.

Думаю, Маллинс испытал облегчение из-за того, что ему не пришлось разбираться с детьми. Мы оба знали, что, если Пончи и Мэри Кармен арестуют, ребятишек распределят по приемным семьям или отправят в детский дом.

До суда меня оставили в полицейском участке Северного Голливуда. В камере временного пребывания я сидел с другими неудачниками – парочкой пьяниц, которых приняли за распитие на улице. Мы почти заснули, но тут раздался жуткий грохот, и в черный вход полицейского участка врезалась машина. Дверь слетела, словно картонная. За рулем оказались Рита и Донна. Эти чокнутые решили устроить мне побег. Они понятия не имели, что я сидел за решеткой и никак не мог добраться до двери.

Дикие девчонки, честное слово.

Копы выскочили на улицу, но лихая тачка уже сворачивала за угол. Она наверняка была краденой, так что отследить ее не было шанса. Легавые только и смогли, что поржать над абсурдностью ситуации.

– Твои дружки, Трехо?

Именно после того ареста я попал в ИШМ. Неудивительно, что пока я был там, Лора прислала мне бумаги на развод. Я записывал на них результаты игры в домино. Мне все равно не хотелось превращаться в бедолагу, которого дома ждет старушка, я не хотел ждать писем и открыток, которые рано или поздно перестанут приходить. Не хотел испытывать боль…

Но мой срок закончился, я стал посещать собрания АА. Как-то я попросил Фрэнка осторожно узнать у своей девушки, стоит ли мне загладить вину перед Лорой.

– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, Дэнни, – это держаться от нее как можно дальше, – ответил Фрэнк.

Так я и поступил.

Я продержался 29 дней, всего день не дотянул до месячной отметки трезвости. Несколько недель отходив на собрания АА с Фрэнком, я действительно почувствовал себя лучше, мне захотелось исправиться. Оставаясь трезвым, я убивал двух зайцев сразу: производил хорошее впечатление на своего офицера по условно-досрочному и держался как можно дальше от тюрьмы. Я понимал, что если облажаюсь, то сразу вернусь на кривую дорожку. Но даже осознание того, насколько высоки ставки, не избавило меня от отравляющих мыслей.

Однажды в пятницу мы с Фрэнком пришли на собрание АА в Бербэнке. Настроение у меня было ниже плинтуса.

– Я бухал пятьдесят лет, – начал свою историю какой-то старикан.

Я тут же потерял к нему интерес. Мне было всего двадцать один год, я совершал вооруженные ограбления, был плохишом с большой буквы «П». Если этот хрен пропил полвека, то у меня впереди были десятилетия. Он все трещал, как начал знакомство с алкоголем с пива, потом перешел на крепкач, бурбон и виски, а очнулся шестидесятилетним стариком, хлещущим вино в грязном переулке.