Игорь Сорокин: Покорение высоты

Извозчик идет возле телеги пока хватает ног, его сменяет Василий Васильевич: лошади тяжело везти всех сразу. Но вот дорога бежит под уклон, внизу светится неширокая речка. Здесь Василий Васильевич хотел было сделать привал, но извозчик лишь покачал головой и, ничего не объясняя, стал нахлестывать лошадь. Телега прогремела по мосту, и дорога стала забирать вверх.

— Негоже на кладбище пировать, хозяин. Василий Васильевич огляделся и, не найдя крестов, с удивлением взглянул на возницу. Тот кнутом указал на пологий холм и сказал:

— На этих могилах крестов не ищи. Был бы их здесь целый лес… Бывало, этап дальше этого места не ходил. Вишь вон балочку? Там ключ бьет. На вкус вода в нем чуть солона, но по жаре приятна — жажду скоро утоляет. Сильно, однако, ядовита вода в родничке. В старину песня про этот ключ была. Не слыхал? — Извозчик сипло запел: — «Как жестокий конвой ко ключу нас подвел да попотчевал мертвой водою…» Забываться песня стала. Теперь на каторгу в вагонах с решетками возят.

Василий Васильевич надолго задумался, глядя на дорогу. «Отчего это торный Владимирский тракт стал символом неволи, дорогой в трудную и позорную смерть? Ведь торили его вольные люди, полагая, что открывают дорогу к свободе. Накатывали ее первые повозки переселенцев, бегущих от крепостной неволи. Шли сильные свободные люди, мечтая о счастливом раздолье, а вынесли на своей спине бубнового туза и нагайку солдат-погонял».

Город Ишим поверг Никитиных в уныние. Мутная река едва шевелилась в своих берегах. От воды шел тяжелый застойный дух. Почва вокруг — сплошной суглинок, ни песчаной отмели, ни гальки. Вспоминали привольный разлив Иртыша, белый свет Тобольского кремля, и становилось грустно. Здесь от горизонта до горизонта тянулась ровная плешина степи. Даже трава не хотела здесь расти.

Город со своими постройками был под стать окрестностям. Редкие дома были крыты черепицей, большинство крыш из дранки, амбары, конюшни, завозни — те и вовсе крыты дерном. На весь город один каменный дом более или менее приличного вида — городская управа. Складывалось впечатление, что город сколотили на скорую руку с надеждой потом переделать, да так и не собрались.

Василий Васильевич встряхнулся и приказал себе не унывать: повсюду люди живут.

В доме, принадлежавшем купцу Ершову, семья Никитиных заняла две комнаты — большую и маленькую, обе на втором этаже. Едва распаковали вещи, Василий Васильевич поторопился укрепить медную табличку на воротах и попросил почистить, чтобы сияла.

На другое утро отправился он в городскую управу. Василий Васильевич представил начальнику канцелярии рекомендательные письма и важно сел. Едва пробежав первые строки, начальник канцелярии вскочил, словно перед ним был генерал.

— Господин Никитин, — волнуясь, произнес чиновник, — мне поручено сообщить вам, что их превосходительство вас принять не смогут. Ни сегодня, ни завтра. Они не намерены принимать вас вовсе, тем более что место частного поверенного у пас уже занято.

— Этого не может быть! Что значит «место занято»! Я ехал сюда именно за местом. Оно не может быть занято!

Неизвестные люди с притворной скорбью разводили руками.

Василий Васильевич не знал, как он придет домой, что скажет жене. Мечты о достойном воспитании детей, о том, чтобы самому наконец сбросить груз недовольства своим положением, — все распалось в прах.

Оказалось, что полицейский циркуляр, посланный из Тобольска ему вслед, обогнал его в дороге, и градоначальник Ишима, избегая лишних хлопот, посадил частным поверенным племянника своей жены, которому едва сравнялось восемнадцать лет. Василий Васильевич писал губернскому начальству жалобы, но они оставались без ответа. Подумав, погоревав, Никитины решили обживаться здесь.

По сходной цене им вскоре удалось купить корову. Никитины почувствовали, что с этой покупкой их жизнь направляется совсем в другое русло, чем они ожидали.

Ни Василий Васильевич, ни Ольга Николаевна не умели к своей корове подступиться, пришлось брать уроки у хозяйской прислуги. Пегая Милка с задумчивыми глазами стала любимицей детей. Вниз по извозу через мост Ермака водил по утрам пятилетний Коля Никитин кормилицу семьи на заливные луга.

Коля Никитин с сестрой Валей. Ишим. 1911 г.

Никитины продолжали упорно искать свою судьбу, не теряя надежды на будущее. Это шло от надежной веры в свои руки, в изобретательность ума.