Ольга Брюс - Потерянные судьбы. Роман

– А твой-то где? – подкрадываясь ближе к конюшне, шептала Маня.

– Где-где, у Мельниковых поминки, тама он.

– А ты чаво не пошла?

– Охота мне на их пьяные рожи глядеть. Помянула и к тебе…

Женщины подошли ближе к зданию, прислушались. Тишина, только кони тихонько фыркают.

– Не пойду, – простонала Мария у самых ворот. – Боязно…

– Тьфу, ну шо ты будешь делать? – психанула Трофимова. – Мне, шо ль, итить? И як я объясню твоему Ваньке, шо я сюды припёрлася?

Из-под навеса, где стоял огромный стог сена, послышался женский смех.

– Вона, тама они… – довольная Стешка повернула голову. – Ну, покличь его…

Трофимой до такой степени не терпелось уличить соседа в неверности, что даже не замечала, как она переминается с ноги на ногу, будто где-то в мыслях танцует вальс.

– Ва-ань! – крикнула Маша, дрожащим голосом.

Женский смех замолк. Из-под навеса зашептались.

– Ва-ань! Ты где? – у Марии заколотилось сердце с такой силой, что хотелось бежать куда подальше, лишь бы не увидеть то, чего она больше всего боялась – измену.

Тишина. Только собаки лают где-то во дворах, будто уже осуждают Ивана Грищенко за его беспутство.

Внезапно послышалось шуршание сена. Со стога упал один сапог. В полумраке женщины разглядели мужчину, спускающегося по лестнице. В потёмках со спины не признать в нём ни Ваньку, ни какого-либо другого знакомого мужика. Незнакомец опустил ноги на твёрдую поверхность и, не оборачиваясь, начал шоркать рукой по земле в поисках второго сапога.

Мария взяла себя в руки, подбежала, схватила сапог и молча протянула ищущему.

– Порфирий… – упала боком на стог сена от удивления.

Порфирий молча взял сапог, кряхтя натянул его и выпрямился. Положил руку на стог и приставными шагами стал было огибать его, чтобы незаметно скрыться.

– А горючка-то, як я погляжу, волшебная! – подошла ближе жена Стеша и бросила на землю узелок с припасами. – Перенесла муженька из-за стола на тюк сеновальнай!

Муж Трофимовой остановился, громко выдохнул, но голову повернуть не смог.

– Я кому говорю? – Стешка сделала ещё шаг.

По спине Порфирия пробежались мелкие мурашки, стягивая кожу. Он прекрасно знал нрав своей жены. Трофимов побаивался Стешу с тех самых времён, когда впервые повысил голос на свою жену. В тот день, недолго думая, Степанида голыми руками сорвала куст крапивы и оприходовала возлюбленного по лицу. Порфирию приходилось оправдывать покраснение и сыпь на своей физиономии перед мужиками, рассказывая басни о своём великом предназначении.

– Ей-богу, вот те крест, – Порфирий крестился, состроив серьёзное лицо, дабы доказать соседям правдивость своих слов. – Утром встаю, а жинка и гутарить, завидев мой анфас, ты, грит 26 26 говорит , особеннай, тебя боженька в темечко поцеловал, вона, гляди, и на плешке пятно!

Мужики, конечно, не верили, но слушали с удовольствием местного Петрушку, как со временем его и прозвали.

– Кому говорю? – Стешка повторила свой вопрос грудным голосом. – Кудый-то тебя понесло?

Порфирий не спеша стал поворачиваться, будто в замедленном кадре, пытаясь произвести впечатление.

– Ой, Стешенька моя пришла! – радостно всплеснул руками Трофимов. – А ты как туточки оказалася?

– Ногами! – жена подошла ещё ближе и выпятила живот вперёд. Так она изображала всю мощь свою и силу.

– Золотая моя, а я подумал было показалося, – Порфирий чувствовал угрозу со стороны обозлённой женщины.

– Ты с кем тута лясы точишь? Полюбовницу завёл?

– Шо ты, шо ты, Стешенька, образумься! – глаза забегали, мужчина слегка нагнулся, пытаясь устоять на своих кривых ножках. – Як такое могло прийти в твою светлую головушку? Я даже в помыслах ни-ни…

– Кто тама? – махнула Трофимова головой в сторону стога.

– Нико́го…

– Я ишо не в том возрасти, шоб памятью страдать! Я усё услыхала… – Стеша подошла вплотную и взялась за ворот фуфайки мужа. – А ну…

– Да нету тама нико́го… – у мужика подкосились ноги, еле держался то ли от страха, то ли от принятого алкоголя.

– Манька, а ну стеряги его… – подошла Трофимова к лестнице. – А я чичас усё сама разузнаю…

Быстренько взобравшись на высокий стог, Стешка умолкла. Секунд десять стояла полная тишина.

– Вот лярва! – показались ноги Трофимовой на верхних ступеньках лестницы. – С той стороны утика́ла!