Василий Ершов: Откровения ездового пса

Ну а мне - крохи. Пищевая кость. И скажи спасибо какой-то там партии, что она тебе доверила штурвал и ямщину.

Бастовать собрались летчики. Чтоб и ездового же пса за человека посчитали.

Цены выросли в тридцать раз, а зарплата за это же время - в пятнадцать.

На днях проиндексировали наши пенсии, и если пересчитать по этой пропорции, то… за что боролись, на то и напоролись. Выбастовали.

…Все утро мотался по магазинам, наивно пытаясь сдать накопившиеся молочные бутылки. Но когда они подорожали, не стало тары. Вот так, вдруг, сразу и не стало. Натаскался только сумок, пешком, теперь вот спина болит. Но еще сходил в гараж, принес картошки и баночку прошлогоднего топленого масла из погреба. Супруга до вечера пластается на работе, а у меня выходной. Выходной у капитана тяжелого реактивного лайнера. А в ночь - Комсомольск.

Белье намочено в ванной, стиральная машина дохлая, свет периодически отключают. Надо хоть рубашки руками… И обед надо готовить, он же ужин… так у нас же электроплита, надо ждать, пока дадут свет. Картошки нажарить, да свои огурцы соленые, да еще заветная банка сайры: когда-то ухватил во Владивостоке ящик - вот последняя на дне катается.

Спина болит, лечь бы, но от этого спина болеть не перестанет. И руки тоже.

Как и пять, и два, и год назад, советский человек сейчас абсолютно не уверен в том что: будет ему работа или нет, выгонят - не выгонят, выпорют - не выпорют (ибо все мы работники хреновые); а, кроме того: обворуют или нет квартиру, дачу и гараж (у кого еще та дача и тот гараж есть), не прибьют ли на улице, не снимут ли зимой шапку, не изнасилуют ли ребенка…

Это, повторяю сто раз - привычный, обязательный гнет совковой опаски. Да еще, как тот грабитель за углом, куда бы ты ни пошел, тебя везде подстерегает и прыгает в глаза табличка чисто нашенского, немыслимого за рубежом содержания: не курить-не сорить, закрыто на обед, учет, ушла на базу, закрыто ввиду болезни продавца, приемщика, мастера; ввиду ремонта, аварии, стихийного бедствия - да просто не хочу работать… пошел ты на… Вали отсюда! Ходят тут…

И я уныло поворачиваюсь и ухожу по указанному адресу, вечный проситель и пресмыкатель перед мелким хамом. Всю жизнь мы по этому адресу только и ходим. Всю жизнь. Вот это - наша жизнь.

Я цепляюсь за остатки порядка, еще, как мне представляется, существующие в моем Небе. Так же хватается за них мой коллега, военный летчик, так же убегают от бардака жизни в свою профессиональную среду моряк, железнодорожник. Изверившийся шахтер колотит каской о мостовую; бабульки жмутся под красные знамена и стучат ложками по пустым кастрюлям - все хотят порядка, гарантий и денег. И все хором орут: дай! Дай!

На митингах нас, совков, агитируют, что вот эти все перемены, перестройки, свистопляски в верхах - и затеяны ради того, чтобы не посылали нас подальше эти надписи… Я - не верю.

Мы еще не догадываемся, что в мутной воде родились и тихо наливаются силой монстры. Будущий губернатор еще даже и не мечтает о яхте, и фамилии нарождающихся олигархов стоят в ведомостях на зарплату в общем ряду инженеров и прочих служащих. Но ушлые из ушлых уже создают свои банки, разводят водой технический спирт и суетятся одолжить как можно больше денег, нагрести кредитов, чуя впереди сумасшедшую инфляцию.

Я, в наивняке своем, даже и не предполагаю, что продавщица гастронома, лениво поглядывая нынче на огромную очередь (по четыреста грамм в одни руки!), когда-нибудь будет хватать меня за рукав и затаскивать в свой занюханный ларек: "Вы только взгляните… что Вам угодно?"

Еще рубщик мяса считается выдающейся личностью.

Мы убиваем время в очередях.

На элементарном, бытовом, потребительском уровне, в сознании обывателя сила Государства состоит, в частности, и в том, что устойчиво существуют столетиями сложившиеся отношения и связи, вера, уклад, фундамент, основа, незыблемое, то, что было, когда ты еще не родился, то, что и сейчас есть и будет всегда - вот эта старинная булочная за углом… водка за два восемьдесят семь… масло в пачках… "Боря, отруби мне на котлеты, на рубль"… "нарежьте, пожалуйста, докторской, грамм 50"…

Ага. Вам что - может, еще и пожевать?

Ладно. Растолкал бутылки по балконам, пусть себе пылятся, растут в цене.

Пока, слава Богу, слава Аллаху, слава Всевышнему! - не перегорел телевизор, работают холодильник и старенькая стиральная машина. И этаж у нас невысокий - а ведь лифт отказывает через день.

Тем и страшны революции, подобные нашей, Великой, - что рушат основы. Никогда не вернется старое. В церкви будет клуб. Больше не будет неравенства - все у нас теперь равны, и кухарка заседает в Верховном Совете, назначает пенсию летчику. Нет и не будет больше каст, не будет элиты, у которой с детства прививается и веками культивируется хороший вкус и хороший тон - и неприятие дурного. Нет! Все теперь равны… на уровне, определяемом тем коротким словом, которое пишут на лестничных клетках наши дети. Наше будущее. Вот на этом, низменном, донном уровне мы стали все равны. Иди на… короче - свободен! Брат мой. Вали отсюда.