Рудольф Баландин: Борис Леонидович Дичков (1888— 1966)

«Большой интерес представляло бы также выяснение географического распространения различных видов тригоний. Но, к сожалению, ввиду общего недостатка материала пришлось отказаться от выполнения этой интересной задачи» [12].

«Итак, данная работа, представляя собой сводку всего сделанного предшествующими исследованиями в деле изучения тригоний, носит в известной степени компилятивный характер, но назвать ее только компиляцией, я полагаю, нельзя, ибо в основу ея отчасти положено и самостоятельное изучение палеонтологического материала. Поэтому автор не считает себя вправе свалить на других ответственность за выводы, сделанные им самим» [13].

Начиная свою монографию, Личков отмечает преимущественно палеонтологический характер изучения тригоний, которые долгое время считались вымершими формами. Затем было найдено несколько живых видов тригоний. Но число вымерших видов в десятки раз больше. Вдобавок, они почти исключительно мезозойские, служат хорошими показателями возраста соответствующих слоев, а потому чрезвычайно интересны для стратиграфов и палеонтологов.

Личков отметил еще одно существенное обстоятельство: «...род Trigonia... представляет значительный интерес с точки зрения сравнительной анатомии и теории развития... Род этот, выражаясь образно, является центром пересечения целого ряда генетических нитей, проходящих через отряд Shizodonta; эти нити идут, с одной стороны, в прошлое, связывая тригонии с другими родами сем. Trigonidae... с другой — они идут в будущее... сближая тригонии с унионидами... Открываемые здесь генетические нити интересны тем, что они могут быть прослежены непрерывно на протяжении нескольких геологических периодов. Это единственный случай в эволюции органических форм, который наука может проследить на протяжении столь значительного периода времени» [14].

Последнее утверждение выглядит сомнительным. Но это никак не затеняет главного: Борис Личков стремится охватить взятую проблему целиком, вне каких-то конкретных ограничений, определяемых предметом и методом данной науки — стратиграфии, палеонтологии, общей биологии, эволюционного учения, сравнительной анатомии и др. Он ведет исследование на стыке наук, стремится изучать природные объекты и явления наиболее полно, не считаясь с формальными ограничениями, т. е. методом научного синтеза.

Любопытен не только основной текст книги, но и подстрочные примечания. Это преимущественно ссылки на литературные источники, хотя и весьма оригинальные. Они показывают, например, что автор предпочитает обращаться к первоисточникам, как бы древни или малодоступны они ни были. Так, ссылаясь на книгу Ламарка, Личков попутно замечает, что Эйхвальд, цитируя ту же работу, допустил ошибку. Или другой пример. Приводя мнение Штейнманна о строении нгазодонтного замка раковин, Личков оговаривается, что ему не довелось ознакомиться с этой статьей в подлиннике; однако тут же он приводит свидетельства на этот счет целого ряда известных ученых. Другими словами, научная добросовестность Личкова доходит до щепетильности.

Одно из примечаний вовсе не имеет, казалось бы, отношения к науке; приведены слова М. Неймайра из его «Истории Земли»: тригонии «относятся к числу самых красивых окаменелостей юрской системы». Трудно сказать, насколько это мнение обоснованно и верно. Однако несомненно, что молодой ученый влюблен в изучаемый предмет и в сам процесс познания. Он мыслит не только рассудочно, но и эмоционально. Эта способность — характерная черта всех выдающихся натуралистов.

Эмоциональность научного творчества Личкова проявилась в первой же его крупной работе. Это делает ее не только научно значимой, но и читаемой с интересом (что очень нечасто скажешь о произведениях литературы подобного рода). Увлеченность автора передается нам даже тогда, когда идет подробное, последовательное описание деталей раковин тригоний.

И еще на одну особенность склада ума Личкова с удивлением обращаешь внимание: великолепное умение оперировать тысячами сведений, сотнями литературных источников. Такая организованность, культура мышления в молодые годы вообще проявляется исключительно редко. Она свидетельствует не только об эмоциональном подъеме, вдохновенности автора, но и о его предварительных усилиях по выработке этих способностей, о знакомстве с методологией науки и об умении ею пользоваться.

... Начинающие ученые нередко прежде всего приучаются самостоятельно добывать факты, ограничиваться узким кругом вопросов одной конкретной науки, поменьше теоретизировать, выдвигать новые теории, гипотезы, обобщения, оспаривать мнения авторитетных специалистов. Сами молодые ученые сплошь и рядом сознательно ограничивают свои исследования, принижают творческие порывы, удовлетворяются ученической работой.