Виктор Иванов - Мальчишки в бескозырках

Каждый из нас бачковал по очереди. Быть бачковым — дело не простое. По сигналу «Команде обедать» нужно быстро приготовить стол. На «Авроре» такие столы подвешивались к подволоку на специальных металлических держателях. Затем хватаешь алюминиевый бачок и мчишься на камбуз получать первое, затем возвращаешься в кубрик и разливаешь борщ по мискам. Опорожненный бачок моешь и снова бежишь на камбуз — за вторым блюдом. Затем набираешь в чайник компот и разливаешь по кружкам товарищей. После обеда, когда все отдыхают, бачковый протирает и убирает стол, моет посуду, прячет ее в специальный рундук. Раз в неделю, во время большой приборки, бачковый до блеска чистит и передает ее очередному из тех, с кем сидит за столом. Честно признаюсь, я всегда мечтал, чтобы бачкование поскорее кончилось и настала заветная пора обедать в кают-компании. Но до осуществления этой мечты было еще далеко… Легко бачковать на корабле, который стоит у стенки. А каково на линкорах, крейсерах, эсминцах?.. Море. Шторм. Бачковых на корабле много, на камбуз выстраивается очередь. Палуба под ногами ходит ходуном, а нужно нести огненный борщ в бачке по длиннющим коридорам. Не успел разлить по мискам, снова бежать с бачком и чайником за вторым и третьим. Остатки еды нужно выбросить за борт. На подветренном борту устанавливается специальный мусорный рукав. Если вылить остатки не на подветренном борту, то обляпаешься с ног до головы. Вымыть посуду торопятся десятки бачковых, а моечная небольшая. Вот и уходит на уборку стола да мойку посуды тот драгоценный «адмиральский час», который издавна дан моряку для послеобеденного отдыха.

Вместе с командой «Авроры» мы участвовали в больших приборках. Драили свои кубрики, носовой гальюн, палубу на полубаке. «Аврора» хоть и стояла у стенки на вечной стоянке, но жила настоящей корабельной жизнью. В положенное время отбивались склянки. Горнист подавал сигналы. Мне особенно нравилась мелодия, которую играют за пятнадцать минут до спуска флага — «Повестка». Протяжные звуки этого сигнала необыкновенно красивы. Вместе с командой в праздничные и воскресные дни мы выстраивались по Большому сбору для поднятия Военно-морского флага и флагов расцвечивания, несли в праздничные дни сигнальную вахту.

«Аврора» для нас была родным домом, и, как в каждом доме, бывало всякое.

Не могу без улыбки вспоминать о том, что произошло со мной и моими товарищами ранней весной пятидесятого года. Как-то старшина нашей роты мичман Семенов вызвал меня, Феликса Иванова, Петю Огурцова и поставил задачу: сойти на лед и очистить замерзшее сливное отверстие фановой системы. За зиму в сливной трубе гальюна, который расположен в носовой части корабля, скопились нечистоты, которые не могли вылиться в воду, так как замерз выходной шпигат. Ярко светило мартовское солнце. Было тепло. Взяли мы два ломика, лопату и вышли в рабочем платье на лед. Подошли к шпигату, который по высоте находился на уровне груди. Тюкнул я раз ломиком по ледяному наросту, тюкнул два, вижу — стала просачиваться жидкость. Феликс говорит:

— Давайте ребята отойдем на всякий случай, как бы не рвануло.

Огурцов обвинил нас в трусости, решительно подошел к шпигату и стал долбить ломиком. И тут-то все и произошло. Нарост отлетел в сторону, и из сливного отверстия ударила струя. Трудно сказать, каким было давление, но, судя по тому, что носовая надстройка отстояла от уреза воды метров на пятнадцать, сила струи была приличной: она сбила Огурцова с ног, и Петя в считанные секунды промок насквозь. От него несло на километр. Мы кинулись на корабль. Перед трапом он разделся и в одних трусах взлетел на палубу, бросился в душевую. Мылся он часа три, на другой день отмывался столько же, но все-таки благоухал он, наверно, с неделю. Мичман Семенов клял нас на чем свет стоит.

— Нельзя этим раззявам даже дерьмо поручить вычистить!

Нам его недовольство было понятно: ему надо было списывать пропавший комплект рабочего платья.

Докучали нам поначалу на крейсере крысы. «Аврора» — корабль старый. Долгое время стоял у заводской стенки и, естественно, поднабрался длиннохвостых тварей. С ними боролись, их ловили, травили, но они были живучи. Иной раз стоишь ночью дневальным по кубрику, а они носятся по палубе. Стукнешь каблуком, а им хоть бы хны. Не очень-то они нас боялись.

Я спал на верхней койке. Надо мной проходила поперечная металлическая балка — бимс, на которую крепится верхняя палуба. Так вот однажды я проснулся от щекотки в носу. Гляжу, а надо мной сидит на бимсе ночная гостья, и спущенный хвост касается моего носа.