Виктор Иванов - Мальчишки в бескозырках

Я часто езжу в Гатчину. Там на мемориальном кладбище на гранитных плитах высечены фамилии павших солдат и командиров. Среди многих имен есть и дорогая для меня фамилия — Иванов Петр Иванович. Когда жива была мама, приходили сюда вместе. Теперь езжу один. Мама умерла в 1972 году… И нет теперь у меня в Ленинграде ни одного родного человека.

Сколько себя помню, я всегда играл на баяне. Играл, наверное, лет с пяти. Вначале это была гармонь, а к семи годам отец купил мне полный баян. Игре на этом инструменте я нигде не обучался. Подбирал на слух и, как отзывались музыканты, никогда не фальшивил.

В 1941 году мама записала меня в детскую музыкальную школу Кировского района, но учиться в ней мне не пришлось — началась война.

Отец мой, Петр Иванович, работал до войны во Дворце культуры имени Горького. До школы я там дневал и ночевал. Музыканты мне подсказывали, как надо играть. Успехи были, поэтому меня и приятеля моего Толю Барымова, тоже баяниста, приглашали в праздники играть на карусели. Раньше их устанавливали на площадях, а потом разбирали. Так вот, карусели вращались под нашу музыку. За эту работу нам даже платили. Конечно, не деньгами, а мороженым, конфетами.

Как-то перед войной я поехал с мамой к бабушке в Боровичи. Бабушка работала на кирпичном заводе. И вот на заводе, узнав, что я играю на баяне, пригласили меня дать в обеденный перерыв концерт.

Сохранилась старая фотография, где я в окружении взрослых, среди которых стоит и мама, играю на баяне с заводскими музыкантами. Роста я небольшого, и из-за баяна меня почти не видно.

Там, в Боровичах, я впервые познакомился с обеими сестрами мамы и ее братом. Дядя Гриша мне очень понравился — он прекрасно играл на гитаре и пел. Пока я гостил у бабушки, мы составили неплохой дуэт.

Во Дворце культуры имени Горького часто выступал Леонид Осипович Утесов с дочерью Эдитой. Я не пропускал ни одного их концерта, заранее просил отца достать контрамарку. Любовь к песням Утесова я сохранил на всю жизнь. Уже после войны курсантом Высшего военно-морского училища имени Фрунзе я попал на концерт Утесова в летнем парке. Мне очень нравилась песня американского безработного. В программе ее не было. В антракте я написал от имени моряков записку Утесову с просьбой исполнить эту песню. Леонид Осипович — одессит — любил моряков. Во втором отделении он прочитал записку со сцены вслух и спел эту песню.

Любил я песни в исполнении Клавдии Шульженко. Но впервые увидел ее на сцене клуба только в 1946 году. Тогда нахимовское училище впервые участвовало в майском параде в Москве.

И вот перед парадом к нам на концерт в морской полк приехала Клавдия Шульженко. После исполнения песни «Руки» несколько человек, в том числе и я, нахимовец, выскочили на сцену с цветами и под бурные аплодисменты подняли Клавдию Ивановну на руки.

Музыку я любил всегда, особенно эстрадную.

Однажды в Ноябрьский праздник 1949 года я стоял на крейсере «Аврора» вахтенным сигнальщиком. Тогда мы, нахимовцы старших классов, жили и учились на легендарном корабле, который стоит на вечной стоянке против здания нахимовского училища. За несколько дней до праздника на «Авроре» побывали представители Ленинградского радио. Спрашивали, кто занят по службе 7 ноября. В числе других был назван и я. Радиожурналисты спросили, какую для меня исполнить заявку. Я назвал несколько вещей.

И вот теперь по радио объявили, что по просьбе нахимовца Виктора Иванова, участника войны, исполняется галоп «Веселый поезд» из кинофильма «Первая перчатка». Я очень гордился, что мою заявку выполнили в большом эфире…

Когда меня, закутанного в одеяло, увозили на фронт, баян тоже поехал со мной. После того как я более-менее отошел от голода, первое, что попросил, это дать мне мой баян. С тех пор в перерывах между боями я всегда играл для бойцов — и в землянках, и в окопах. Баян солдаты любили. Как бы они ни уставали, но, если я начинал играть какую-нибудь песню, все непременно подтягивали. Особенно любили бойцы петь народные песни, напевные, с понятной мелодией. Всегда просили играть песни, где были упоминания о доме, о России, о любимых. И сейчас у меня перед глазами землянка, в которой солдаты, усевшись на нары, поют:

Или: