Иван Никитчук - Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Киев обил все провода, требуя переброски из Винницы остальных полков, Таращанского и новгородсеверцев. Терпел покуда можно. Сперва запросил Боженко, за ним вслед прибыл и 3-й полк Тимофея Черняка.

Напор сечевиков на Бердичев не ослабевал. Петлюра бросал свежие пополнения, прибывающие из Галиции. Кроме оружия, он действовал и словом — в воззвании, обращенном к советским войскам, лживо писал, что Киев окружен, борьба напрасна, и советовал разойтись по домам. Ему-де «не хочется убивать своих людей».

Укладываясь спать, Николай вдруг вспомнил:

— Василий Назарович, а что писали запорожские казаки султану?

— То ж турку. И матюком можно було тогда пугнуть… Ты первый зараз на дыбы встанешь.

— Без матюков. Слог верный взять.

В исподнем кинулись к столу. Вспоминая врезавшиеся в память места, нахохотались до слез. К ним прибились разбуженные в соседнем купе комиссары — Исакович и Коцар. Утром машинистка размножила под копирку письмо — ответ таращанцев и богунцев пану гетману Петлюре.

«Мы, таращанцы, богунцы и другие украинцы, казаки, красноармейцы, получили твое похабное воззвание.

Как встарь запорожцы турецкому султану, так и мы тебе отвечаем.

Был у нас гетман Скоропадский, сидел на немецких штыках, згинул, проклятый.

Новый пан гетман объявился — Петлюра. Продал галицийских бедных селян польским панам, заключил с панами-помещиками мир. Продал Украину французским, греческим, румынским щукам, пошел с ними против нас — трудовых бедняков Украины.

Продал мать-родину, продал бедный народ. Скажи, Иуда, за сколько грошей продал ты Украину?

Сколько платишь своим наймитам за то, чтоб песьим языком мутили селянство, подымали его против власти трудовой бедноты? Скажи, предатель!! Только знай: не пановать панам больше на Украине!

Мы, сыны ее, бедные труженики, голову сложим, а ее защитим, чтобы расцвела на ее вольной земле рожь, на свободе сжата была вольным крестьянством на свою пользу, а не жадным грабителям, кровососам, кулакам, помещикам.

Да, мы братья русским рабочим и крестьянству, как и братья всем, кто борется за освобождение трудящихся.

Твои же братья — польские шляхтичи, украинские живоглоты — кулаки, царские генералы, французские буржуи.

И сам ты брехлив и блудлив, как польские шляхтичи, — мол, всех перебьет.

Не говори гоп, пока не перескочишь! Лужа для тебя готова, новый пан гетман буржуйской, французской да польской милостью.

Не доносить тебе штанов до этого лета. Мы тебе хорошо бока намяли под Коростенем, Бердичевом и Проскуровом. Уже союзники твои оставили Одессу…

Освобожденная Венгрия протягивает к нам братские руки, и руки ограбленных панами крестьян Польши, Галиции тянутся к горлу твоему, Иуда!

Прочь от нас, проклятый, подавись, собака!

Именем крестьян, казаков Украины командиры

Щорс, Боженко, Квятек и др.».

Борьба за Бердичев продолжалась девять дней. Город переходил из рук в руки. Щорс называл эти бои «бердичевским кошмаром».

Были такие моменты: в лоб на таращанцев наступала несколькими густыми цепями отборная пехота петлюровских синежупанников, на левый фланг неслась кавалерия, а в тыл, под прикрытием бронепоезда, заходили роты юнкеров. Таращанцы не выдерживали, поворачивались, бежали. Щорс, осаживая на всем скаку коня, преграждал дорогу бегущим, стреляя из револьвера в воздух, и кричал охрипшим голосом:

— Ни шагу назад!

И таращанцы останавливались, рассыпались цепью и шли за Щорсом.

Были моменты, когда Щорс, скомандовав: «За мной, в атаку!», бежал впереди, задыхаясь от приступа кашля. На него страшно было смотреть. На давно не бритом, осунувшемся от бессонных ночей лице, лихорадочно блестели большие глаза.

Были моменты, когда Щорс действовал, как рядовой боец. Видели, как он подползал к железнодорожному полотну, наперерез заходившему в тыл бронепоезду. Видели, как он клал на рельсы пироксилиновые шашки, как поджигал бикфордов шнур, и видели, как потом вздрагивал от взрыва бронепоезд.

Были моменты, когда все силы таращанцев иссякали, они отходили, охваченные паникой, но у самого города неожиданно появлялся Щорс со свежей поддержкой. Он пополнял поредевшие ряды таращанцев еврейской рабочей молодежью Бердичева. Пережившая кошмарные дни петлюровских погромов, молодежь бралась за оружие.

— Щорс бежал впереди нашей роты, — рассказывал после боя какой-нибудь таращанец.