Владимир Кантор - Карта моей памяти

Но еще одну историю не могу не включить к рассуждению об американском простодушии. Пусть не сердятся на меня читатели, что так много внимания уделяю женской теме. Это не дань феминизму. Просто для меня и для человечества женщина – это жизнь. Так вот опять женщина… Профессор по межличностным отношениям, лет тридцати пяти, поджарая и симпатичная, долго рассказывала нам о том, как надо опасаться служебного сексуального принуждения, когда профессор или начальник пользуется своим служебным положением. И девушки невольно уступают, забывая, что феминизм сегодня сила, что могут они пожаловаться в полицию. Говорила она как по учебнику для малоразвитых. «Есть вопросы?» – сказала она, закончив свою пропедевтическую речь. Вдруг Эрих Соловьёв встал и с невинным выражением на лице обратился к американской даме: «А ведь и мужчин нужно защищать. Как вам кажется? Ведь начальником может быть и женщина». Она растерялась. И все же напора в ней было немало. И она сориентировалась довольно быстро. «Может быть, что женщина-начальница тоже потребует симпатичного мужчину к себе в кабинет. Он тоже должен понимать свои права и не дать совершить над собой сексуальное насилие. Ну вот вообразим, что я начальница и приглашаю кого-нибудь из русских гостей к себе в кабинет. Ну, например вас!» И она указала рукой на меня: «Что вы должны сказать в ответ?» Такая вот школьная училка! Я встал и ответил подчеркнуто простодушно: «Никаких проблем. Прямо сейчас и пойдем» («No problem! Let us go. Let me help you now»). Она вздрогнула и почти вскрикнула: «Вы не поняли. Я для примера». Я, по-прежнему играя роль простодушного, недалекого, но брутального мужчины, ответил: «Какие примеры! Просто пойдем!» Дама смутилась и сказала, что надеется, что в целом мы поняли ее мысль, и поспешно удалилась. Эрих Соловьёв и Рубен Апресян весело заулыбались. А академическое российское начальство поглядело на меня довольно косо. Мое поведение показалось им, пожалуй, предосудительным. Но я не был академическим человеком, сотрудник журнала, хоть и философского, все же журналист, а журналисту некоторые вольности позволительны.

Было еще немало разных разностей. Мы пережили День независимости, толпы народа, салют, расставленные меж домов столы с яствами, все угощали друг друга, соседей и просто прохожих, с почти деревенским радушием. Праздничный карнавал, шествие ряженых, продавались за центы и просто дарились государственные флажки. Потом на маленьком древке я увидел надпись «Made in China». И все же это были американские флажки, поскольку весь мир работал на Америку.

А незадолго веред окончанием конференции всех ее участников пригласил в свой дом профессор Эндрю Олденквист. Нас привезли на длинном пикапе. Дом был большой, двухэтажный, из восьми комнат, свой дом, с лужайкой и беседкой с обратной стороны дома, вдоль которой шла грунтовая почти шоссейная дорога. По ней нас и привезли. Российские ученые и вообразить в отношении себя не могли, хотя были среди нас академик, директор и замдиректора центрального российского Института. Директор, правда, сказал, что он в подобных домах бывал, что беседа будет во время еды. Мы уже в кампусе виски пили, причем не раз, хотя первый раз по ошибке купили всего 12-градусное. Решили, что фалыпак нам продали, но, присмотревшись,

Рубен Апресян сказал, что на этикетке градусы честно стоят. Но у профессора Олденквиста было только пиво – на столе, в тазу с холодной водой, в холодильнике стояли и лежали банки с пивом. На стене висели дипломы и грамоты за его спортивные победы, главным образом за бейсбол, где он долго был капитаном университетской команды. Книг, как и у других западных ученых (позже я увидел), в доме не было. Профессор сказал, что крепкого алкоголя он не пьет, как бывший спортсмен. По очереди съехались и американские участники конференции. Я же смотрел на часы. Подгоняя мысленно время, чтобы скорее начался вечер и беседа. Просто Анжела и Татьяна сказали, что это мой предпоследний день в городе и что они хотят мне показать ночной Коламбус. Я спросил, бывали они у Олденквиста, знают ли адрес. Они ответили, что не бывали, но узнают его координаты из адресной книги. «Только, – сказала мудрая Татьяна, – ты должен хоть пару часов там посидеть, а то неудобно будет уйти». Анжела, подумав, кивнула, хотя и пробормотала, что лучше бы сразу договориться об уходе: «Мы, американцы, – сказала она, – должны все решать договорно». Договариваться я не стал, положившись на естественное течение событий.