Александр Котов - Уральский самоцвет

Генерал, как углядел эту саблю, сразу ее ухватил. Долго на коньков любовался, заточку осмотрел, все винтики опробовал и говорит:

— Много я на своем веку украшенного оружия видел, а такой рисовки не случалось. Видать, мастер с полетом. Крылатый человек. Хочу его поглядеть…

С той вот поры Ивана Бушуева и стали по заводу Крылатым звать».

Часы пробили десять. «Нужно идти», — решила Нина Григорьевна. Ночной зимний Златоуст замер в величественном покое, расцвеченный приглушенными мягкими красками. Высокая полная луна высветила запушенные снегом верхушки сосен на окружавших город горных вершинах; трогательные крошечные деревянные домики, в безветренный зимний воздух из труб вертикальными столбиками поднимался прозрачный дым печей. Между ними высились белеющие громады построенных совсем недавно каменных зданий.

Густой морозный воздух действовал опьяняюще, мерный скрип снега под ногами усыплял. Шагая по ночному Златоусту, Нина Григорьевна впадала порой в легкую дремоту, мысли уносились в какой-то иной мир, иное время… Казалось ей, что ее любимый Толик вырос большим-большим. В руках у него упряжка, величественно и властно повелевает он бегом белых коней-гигантов. Сказочных и могучих, ну точь-в-точь, как на гравюрах Иванка-Крылатка. Уносят его кони в дали заморские, города сказочные…

Шум промчавшейся мимо автомашины вывел Нину Григорьевну из задумчивости. Она улыбнулась — придет же в голову: Толик-Крылатко!

В дальнем уголке небольшой комнатки шахматного кружка клуба металлургов десятка полтора молчаливых людей сгрудились вокруг небольшого столика. За спинами рослых мужчин Нина Григорьевна не видела, что там происходило, но нужно ли ей было видеть, разве не знала она заранее, что там делается. Собственно, из-за этого и отправилась поздним вечером в клуб. Конечно же, блицпартии играют «на высадку» — проигравший уступает свое место за столиком первому из ожидающих в очереди, а сам, раздосадованный, становится в очередь последним. Когда-то дождешься возможности еще одну партию сыграть!

Из рассказов друзей Толи и соседей было известно Нине Григорьевне, что самым «долгосидящим» среди этих беспредельно преданных шахматам рабочих завода и гостей-школьников был ее маленький Толик. Вначале взрослые удивлялись небывалому мастерству в игре этого щупленького, худенького мальчика, но потом привыкли и очень гордились, когда удавалось кому-нибудь его выставить и заставить вновь ожидать очереди. Но все меньше и меньше находилось таких счастливцев. Как-то, увлекшись блицем, Толик не пришел домой вовремя. Нина Григорьевна, узнав, а скорее догадавшись, где он может так поздно пропадать, пришла в клуб. Увидев мать, вошедший в азарт битвы Толик быстро юркнул между ногами окружавших столик шахматных любителей. Мать не нашла хитреца и спросила его ближайшего друга Сашу Колышкина.

— Нету, его здесь нету, — поспешил заверить взволнованную женщину не желавший выдавать приятеля Колышкин.

Нина Григорьевна пошла домой, но и там Толика не было. Сколько пришлось пережить за вечер! Можно ли удивляться тому, что посещать кружок мальчику было разрешено только после клятвенных заверений, что больше подобный обман ради шахмат не повторится. С самых ранних лет Толя был тверд в выполнении данного слова; больше он уже никогда не шел на обман, как бы увлекательны ни были шахматные сражения. И на этот раз, узнав, что пришла мама, Толик объявил мат очередному противнику, поднялся со стула и послушно отправился домой…

А началось все совсем просто. В ту осень Толику едва минуло четыре года. Начальник цеха машиностроительного завода Евгений Степанович Карпов поехал в Москву сдавать экзамены в вечернем машиностроительном институте. Вернулся домой поздно вечером, дети уже спали. Включив электричество в детской комнатке, растроганный отец замер в молчаливом восхищении. Его четырехлетний любимец тихонько посапывал в кроватке. На полу тут же рядом лежала раскрытая деревянная шахматная доска с расставленными шестнадцатью белыми и шестнадцатью черными фигурками.

Какой это был строй! Евгения Степановича невольно поразила необычная гармоничность расстановки фигурок. Это не была шахматная позиция — сын не знал еще правил игры и не мог, естественно, расположить фигурки по законам шахматной стратегии; но все равно в порядке, которому следовали ладьи, кони, пешки, в той предводительской роли, какая была отдана королям и ферзям, в обыденности строя пешек — всюду царствовали гармония, собранность и скрытый смысл. Знал ли тогда Евгений Степанович Карпов, игравший примерно в силу второго разряда, что эту расстановку фигур совершил будущий шахматный король, что присущая Толику даже в столь раннем возрасте склонность к гармонии, умению находить внутреннюю, скрытую для большинства людей связь между шахматными фигурками будет меньше через два десятка лет приводить в восторг любителей шахмат!