Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Бивербрук проводил главные рабочие встречи в библиотеке на первом этаже своего дома, а в хорошую погоду – на балконе своего бального зала, расположенного на втором этаже. Его машинистки и секретари работали наверху – везде, где могли приткнуться. В ванных комнатах стояли пишущие машинки. На кроватях раскладывали документы. Никто не выходил пообедать: стоило лишь попросить – и кушанья, приготовленные поваром Бивербрука, доставляли вам на подносе. Сам Бивербрук предпочитал на ланч цыпленка, хлеб и грушу.

Подразумевалось, что все сотрудники должны работать в том же режиме, что и он, то есть по 12 часов в день – семь дней в неделю. Порой он предъявлял совершенно нереалистичные требования. Один из самых высокопоставленных его подчиненных жаловался, что как-то раз Бивербрук дал ему задание в два часа ночи, а уже в восемь утра позвонил осведомиться, много ли сделано. Как-то раз Джордж Малькольм Томсон, один из его персональных секретарей, в нарушение графика утром не вышел на работу. Министр оставил для него записку: «Скажите Томсону – если он еще раз ослабит бдительность, сюда нагрянет Гитлер» [143] A.J.P. Taylor, Beaverbrook , 424. . А камердинер Бивербрука по имени Альберт Нокелз как-то в ответ на очередное громоподобное «Бога ради, поживее!» бросил: «Я вам не "Спитфайр", милорд!» [144] Farrer, G – for God Almighty , 53. .

Но при всей своей значимости истребители представляли собой лишь оружие защиты. Черчиллю хотелось резко увеличить и производство бомбардировщиков. Он полагал, что в распоряжении Британии в тот момент не было иной возможности обрушить войну непосредственно на Гитлера. Некоторое время Черчиллю приходилось полагаться на имеющийся у Королевских ВВС флот средних бомбардировщиков, хотя уже готовились к вводу в строй четырехмоторные тяжелые бомбардировщики «Стирлинг» и «Галифакс» (в честь йоркширского города, а не в честь лорда Галифакса), каждый из которых мог доставить до 14 000 фунтов бомб далеко на территорию Германии. Между тем Черчилль понимал, что пока Гитлер спокойно может направить свои войска в любом направлении – будь то на восток, в Азию или Африку. «Лишь одно заставит его вернуться и в конечном счете сломает, – писал Черчилль в служебной записке Бивербруку. – Это абсолютно сокрушительная, всеуничтожающая атака очень тяжелых бомбардировщиков нашей страны, которая обрушится на родину нацистов. Мы должны иметь возможность ошеломить их такими средствами, а иначе я не вижу для нас выхода» [145] Minute, Churchill to Beaverbrook (cлужебная записка Черчилля Бивербруку) [дату на этой служебной записке почти невозможно разобрать: по-видимому, это 8 июля 1940 года], Prime Minister Files, BBK/D, Beaverbrook Papers. .

Этот текст был напечатан под его диктовку на машинке. Внизу Черчилль приписал от руки: «Нам как минимум следует добиться превосходства в воздухе. Когда будет решена эта задача?»

Черчиллевский министр авиационной промышленности действовал с экспансивностью какого-нибудь импресарио, он даже разработал специальный флажок для радиатора своего автомобиля: красные буквы «МАП» на голубом фоне. Британские авиазаводы начали выдавать истребители со скоростью, которую никто не мог предвидеть (меньше всего – немецкая разведка), в условиях, которые прежде менеджеры этих предприятий не могли себе вообразить.

Угроза вторжения заставила все слои британского общества всерьез задуматься о том, что же это такое – вторжение врага. Это была уже не какая-то абстрактная опасность: это могло случиться, пока вы сидели за обеденным столом, читая Daily Express , или, опустившись на колени, подрезали розы у себя в саду. Черчилль был убежден, что одной из первых целей Гитлера станет уничтожение его самого – исходя из ожидания, что всякое правительство, которое придет на смену сформированному им, будет более склонно к переговорам. Он настаивал, чтобы в багажнике его автомобиля всегда стоял легкий пулемет Bren, и неоднократно клялся, что, если немцы придут за ним, он постарается унести с собой в могилу как можно больше врагов. Он часто носил с собой револьвер – и, по словам детектива-инспектора Томпсона, часто не мог припомнить, куда его задевал. Как вспоминает Томпсон, время от времени премьер вдруг выхватывал револьвер, принимался размахивать им и «с проказливым восторгом» восклицал: «Знаете, Томпсон, им не взять меня живьем! Я уложу одного-двух, прежде чем они сумеют меня пристрелить» [146] Thompson, Assignment , 129. Вероятно, тут стоит упомянуть, что в 1943 году Томпсон случайно выстрелил себе в ногу – после того как его пистолет зацепился за какую-то обивку. Когда инспектор вылечился, Черчилль вновь принял его к себе на службу. «У меня нет насчет вас ни малейших сомнений, Томпсон, – заверил его Черчилль (по словам самого Томпсона). – Вы – самый осторожный человек на свете. Продолжайте в том же духе» (там же, 214–215). .