Впрочем, оставалась еще одна проблема: одновременное присутствие здесь множества припаркованных автомобилей, когда Черчилль находился в доме. Это часто сводило на нет весь камуфляж, писал Филипп Джеймс из отдела маскировки. «Количество автомобилей возле Чекерса не только ясно указывает на вероятное присутствие там премьер-министра: оно может с такой же легкостью привлечь внимание вражеского авиатора, который иначе пролетел бы мимо, не обратив особого внимания на дом», – отмечал он.
Он настаивал, чтобы машины чем-то накрывали – или же ставили под деревья.
Тем не менее поместье Чекерс оставалось явной и очевидной целью, находящейся вполне в пределах досягаемости немецких бомбардировщиков и истребителей. А с учетом впечатляющего умения люфтваффе вести бомбометание с малой высоты казалось просто чудом, что Чекерс вообще все еще существовал.
То, что воздушная война будет продолжаться и в этом году, и в следующем, казалось Черчиллю очевидным – как и тот факт, что непрекращающиеся бомбардировки представляют опасность и с политической точки зрения. Лондонцы доказали, что могут «сдюжить», но долго ли они еще будут в состоянии выносить такую жизнь? Считая, что реформирование системы бомбоубежищ имеет важнейшее значение, премьер настойчиво призывал своего министра здравоохранения Малькольма Макдональда внести множество усовершенствований до наступления зимы. Черчилль хотел, чтобы особое внимание уделили покрытию пола и дренажу. Кроме того, он указывал, что убежища надо снабдить радиоприемниками и граммофонами.
Вторую служебную записку, составленную в тот уик-энд, он направил и Макдональду, и министру внутренней безопасности Моррисону. В ней Черчилль подчеркивал необходимость проинспектировать личные убежища Андерсона, установленные лондонцами в своих садах. Он указывал министрам: «Те [убежища], которые окажутся подтоплены, должны быть ликвидированы – либо их владельцам должна быть оказана помощь в обеспечении этих убежищ хорошим фундаментом».
Одним из результатов интереса Черчилля к этому вопросу стал выпуск брошюры, объясняющей гражданам, как лучше использовать их убежища Андерсона. «Спальный мешок с грелкой или горячим кирпичом внутри замечательно позволит вам оставаться в тепле», – говорилось в ней. Рекомендовалось во время налетов брать с собой жестянку с печеньем «на случай, если среди ночи дети проснутся голодными». Давалось предостережение об опасности керосиновых ламп, «так как их содержимое может пролиться от ударной волны, возникшей при взрыве бомбы, или просто случайно». Приводился и совет для собаководов: «Если вы берете своего пса в убежище, следует надеть на него намордник. Собаки склонны впадать в истерику, если рядом рвутся бомбы» [965] "Your Anderson Shelter This Winter," PREM 3/27, UKARCH.
.
Позже Черчилль выразился так: «Если мы не можем обеспечить собственную безопасность, давайте хотя бы обеспечим себя комфортом» [966] Memorandum, "Yesterday evening…," May 1, 1941, PREM 3/27, UKARCH.
.
В этот уик-энд Мэри Черчилль и ее друг Чарльз Ритчи отправились на поезде посетить Стэнстед-парк – дом лорда Бессборо, тот самый, рядом с которым Джон Колвилл и Мойра, дочь Бессборо, прошедшим летом рассматривали упавший бомбардировщик. Мэри, Чарльз и другие молодые представители их круга стекались в этот дом на уик-энд, чтобы посетить популярные танцы на авиабазе Королевских ВВС в Тангмире: это был один из самых важных (и один из наиболее интенсивно бомбардируемых) аэродромов Англии, и от Стэнстед-парка до него было около получаса на машине. Королевские ВВС, видимо, делали ставку на новолуние (фазу, когда луны вообще не видно), считая, что это уменьшит вероятность немецкого налета во время танцев.
Мэри с Чарльзом сели в поезд на лондонском вокзале Ватерлоо. Они ехали первым классом, уютно устроившись под пледами. «Мы прямо-таки монополизировали» купе, отмечала она в дневнике, сообщая, что они ехали, «задрав ноги и укрывшись пледами». На одной из станций какая-то женщина заглянула к ним и очень многозначительно на них посмотрела. «О, я не стану вас беспокоить», – произнесла она и поспешно удалилась.
«Боже ты мой», – написала Мэри в связи с этим.
Они прибыли в Стэнстед-парк как раз к дневному чаю. Мэри впервые увидела Мойру и оказалась приятно удивлена. «То, что мне говорили о ней раньше, меня порядком встревожило, но выяснилось, что она – лучшая во всей компании. Сдержанная, но веселая».
Кроме того, она познакомилась с братом Мойры лордом Дунканноном – Эриком. Этот офицер Королевской артиллерии был на девять лет старше ее. Он пережил Дюнкеркскую эвакуацию. Она окинула его взглядом и затем объявила его в дневнике «привлекательным в довольно лирическом смысле: прекраснейшие серые, широко расставленные глаза, мелодичный голос. Очаровательный и непринужденный человек» [967] Diary, March 28, 1941, Mary Churchill Papers.
. Джон Колвилл знал его – и имел по его поводу противоположное мнение. Он писал, что Эрик «просто не может удержаться, чтобы не произносить вещи, от которых разит таким бессмысленным эгоизмом, что даже Мойра краснеет. Он – просто фантастическое создание, что и говорить».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу