Антонин Запотоцкий - Красное зарево над Кладно

Рассказчик остановился и всердцах сплюнул. Затем, словно оправдываясь, продолжал:

— Не удивляйтесь поэтому, что я на Гонзу так обозлился.

— Чорт тебя возьми! Так что же было, что случилось со светом? Расскажи! — раздаются вопросы любопытных. Мудра с минуту раздумывает и решает:

— Ну, уж если начал, так надо кончать. Так вот, как я сказал, прихожу домой. Вытаскиваю кастрюлю из духовки. Ем впотьмах, но сдается мне, что картошка как-то размазывается и чудна́я на вкус. Иду в чуланчик, рядом. Там спит жена. Ощупью ищу спички. Чиркаю и — чтобы гром разразил Гонзу!.. — Мудра снова с ненавистью сверкает глазами на Ванека и сжимает кулаки.

Шахтеры с любопытством столпились вокруг товарища и пристают с вопросами:

— Да говори быстрее, что это было? Что ты сожрал?

— Что было? Мамалыга, — добродушно объясняет Мудра.

Товарищи разочарованы.

— Чего же ты, в таком случае, на Гонзу злишься?

— Чего я злюсь? А что он все о свете мелет. Этак и дохлую кобылу из терпения выведешь.

— Ну, а что со светом-то было? — пристают шахтеры.

— Что было? Потушил я его, да было уже поздно.

— Почему поздно?

— В постели квартирант был.

Все расхохотались.

— Известное дело, вам смешно. — Мудра вздыхает и с добродушной улыбкой поворачивается к Ванеку. — Расскажи лучше что-нибудь поинтересней. Ты вот говорил, что где-то взялись за дело и произвели переворот. Что там собственно случилось?

— Ежели хотите, — скажу. В России-то революция вспыхнула, — серьезно сообщает Ванек товарищам.

— Хорош! Какая же это новость?

— В России вот уже несколько месяцев, как революция.

— А что она принесла беднякам? Их попрежнему гонят на бойню. Так же, как до революции.

— «Война до победного конца» — кричат там.

— А почему бы им и не кричать, если они на войне наживаются?

— Если ты ничего лучшего не знаешь, Гонза, иди ты от нас подальше с такими старыми новостями, — перебивая один другого, протестуют шахтеры.

— Не торопитесь, товарищи! Я говорю не о первой, буржуазной революции. Я говорю про новую революцию — рабочие восстали и большевики берут власть в свои руки!

— А кто такие большевики? — обращаются шахтеры к Ванеку с новым вопросом.

— Вот об этом, товарищи, у меня спрашивать бесполезно. Но это, должно быть, настоящие революционеры.

— С чего ты это взял?

— С чего? Да потому, что они опасны не только для своих господ, но и для наших. Все их в один голос ругают. Говорят, они собираются немедленно покончить с войной. Хотят поделить землю между теми, кто ее обрабатывает, экспроприировать капиталистов. Провозглашают: «Кто не работает, тот не ест!» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Основывают рабочие, солдатские и крестьянские рады, которые зовутся советами. В руках у них Петроград и Москва. Буржуев прогнали, послали к чорту великих князей, и дворян, и царских генералов. Хотят сами управлять и сами вести все хозяйство.

— Вот видите, каков он? — неожиданно начинает кричать Мудра. — Болтает нам тут о свете. Натравливает человека на жену. Вывел из терпения, чуть меня кондрашка не хватила, а, оказывается, не знает, кто такие большевики. Социалисты это, товарищи, настоящие социалисты. Ладно все делают. Кто не работает, тот не ест. Чорт возьми, как все это, однако, здорово — все, что ты про них, Гонза, рассказываешь. Да здравствует революция! Да здравствуют большевики! Только взяться — и давай! Хорошо бы, ребята, чтобы и у нас что-нибудь заварилось. Стало бы легче. Этого замухрышку-инженеришку проклятого прогнал бы я тогда со своей кровати… — Сутулый человечек с удовольствием подпрыгивает на своих кривых ножках по неровной дороге.

— Обождите, товарищи, об этом надо все-таки поговорить всерьез. Что про это говорит наша партия? Что пишут «Право лиду» и «Свобода»? [2] «Право лиду» («Право народа») — центральный орган чешских социал-демократов, издававшийся в Праге; «Свобода» — социал-демократическая газета, выходившая в Кладно. — Прим. ред. — спрашивает молодой Фейгл.

— В том-то и загвоздка, товарищи. Что-то тут не в порядке, и это меня беспокоит, — говорит Ванек. — Наши вроде как в замешательстве. Одни говорят так, а другие — этак. Мы должны разобраться, в чем тут дело.

— Говори, говори, сдается, что ты знаешь больше, чем сказал, — пристают к Гонзе Ванеку со всех сторон. — Тонда тебе не писал?

— Писал, товарищи. Сегодня уже нет времени для разговора. Мы на шахте. В субботу вечером в Рабочем доме, в буфете. Там мы сможем поговорить об этом. Кто хочет, пускай приходит. Нужно отбросить пустяки в сторону и думать о серьезных вещах.