Валентин Рушкис - Высокий счет

И так неумолима его логика, что никто не спорит. За минуты решаются вопросы, которые казались вообще неразрешимыми.

Брошена лаконичная фраза:

— Группа институтов, проектирующих промышленную базу КГС, до сих пор предлагает недостаточно современные решения.

— Серьезных претензий к нам не было, — обороняется представитель проектировщиков.

— Я не хотел превращать это в бумагу, — отвечает Поляков. — Если нужно, могу. База проектируется вами без учета того, что в дальнейшем она будет обслуживать завод. А засорять такими зданиями территорию около завода мы не позволим.

Еще вопрос:

— Жилые дома принятого типа оказались слишком дорогими, Виктор Николаевич, скажите, что выбросить: плитку или…

— Слишком скользким путем идете, — вдруг отвечает генеральный директор. — Вы стоите на базе спихотехники, заранее готовите себе оправдания, ищете их у нас. Вы не пробовали спросить не у нас, а у своей совести?

«Спросить у своей совести»…

Наверно, и ты, Марика, спросила у своей совести — остаться тебе или уехать. Успехов тебе. «Йыуду тээле», как говорят эстонцы, — «силы в работе».

Сейчас я все узнаю о тебе у Лени Бойцова. Что-то он скажет?

В позапрошлом году я бывал на этом берегу часто: мы ведь жили-то рядом…

Тут я и познакомился с Леней и Тоней, наверно, у этого самого камня. Вот и обрыв нависает за спиной, как тогда, два года назад, хотя стал он как будто повыше… Да, выше, конечно, выше! И свежая осыпь у его подножия — след новых обрушенных метров земли, и овражек, тогда чуть заметный, теперь глубже врезался в гору, разветвился. Волны-то ходят нешуточные, бьются о берег, шторм за штормом наносит удары.

Как пустынно сегодня на этом берегу! Ни души у осенней хмурой воды.

А тогда стояло лето, первое лето сотворения автозавода. Уже было ясно, что объем работ грандиозен, а сроки предельно сжаты, но сроки эти еще не приближались так катастрофически быстро, как сейчас, провести на пляже длинный летний день никому не казалось зазорным, и по воскресеньям тут бывало шумно и многолюдно. Приезжали сюда и степенные люди, уже коренные тольяттинцы, отправлявшиеся на пляж с термосами, детскими колясками, с надувными крокодилами и лягушками, и пожилые энтузиастки солнечных ванн, томившиеся долгими часами на разостланных одеялах с заклеенными бумагой носами, но тон задавала молодежь — разноязыкая, из разных республик примчавшаяся на ударную комсомольскую стройку, веселая и стройная молодежь.

Тут же возле колокольчиков своих донок застывали рыболовы.

Почему-то в тот шумный полдень клевал любитель тишайших зорек — лещ. Рядом перекликались купальщики, но почтенный рыбак, возле которого я остановился, даже среди пляжного галдежа хранил торжественное молчание, шепотом, односложно отвечал на стандартные вопросы: «Клюет? А ну, покажи, что выудил?»

Леня и Тоня присели на песок рядом со мной, и уже не рыбак, а я, тоже, разумеется, шепотом, рассказывал им, что клюет лещ, а улов плавает вон там, у колышка. И Леня вместе с Тоней, тихо-тихо, чтобы не шлепнуть по воде, хотя неподалеку отчаянно брызгались и орали какие-то парни, брели к колышку, на который было надето проволочное кольцо с трофеями небритого счастливца. Тоня дотрагивалась рукой до тепловатых рыбьих спин и восторженно попискивала.

Она была невысока ростом, казалась девчонкой, настолько, что и слова для ее описания напрашивались уменьшительные: еле упакованная в купальный костюм полненькая, аккуратненькая девочка с ямочками в углах рта. И шрам на щеке Тоню ничуть не портил, и вообще был не шрамом, а шрамиком.

Через четверть часа, уже доложив мне всю свою историю, Тоня добралась и до шрама:

— Это тоже Ленькина работа. Не то в первом классе, не то во втором, я учила его кататься на коньках. А он, нескладеха, падал, падал, пока не заехал мне коньком вот сюда. И как я после этого вышла за него замуж!

Она с притворным ужасом хваталась за голову, а лохматый Леня в тон ей говорил:

— Да, нужно было лягаться так, чтобы уж разом от тебя отделаться!

Может быть, из-за своих очков Леня выглядел много старше Тони, хотя родились они в один день и познакомились… в роддоме! Во всяком случае, именно в роддоме подружились их матери: обе семьи жили в Минске на одной и той же улице. Естественно, потом Леня и Тоня бегали в один и тот же детский сад, а затем учились в одном и том же классе ближайшей школы. Получив аттестаты зрелости, оба провалились на экзаменах в один и тот же институт и поступили на один и тот же завод рабочими. Потом Тоня два года дожидалась, когда Леонид вернется из армии, а дождавшись, предложила ехать на стройку. Они взяли комсомольские путевки, приехали строить автозавод и поженились.