Евгений Андреев - Небо вокруг меня

Так как внизу сплошная облачность, летчик заходит на сбрасывание по командам наземного штурмана наведения.

— Приготовиться!

— Есть приготовиться!

Переключаю питание кислородом от бортовой системы самолета на свой кислородный прибор. Еще раз поправляю гермошлем.

— Киносъемка. — Это команда кинооператору, который идет с нами рядом.

— На боевом! На боевом, Женя! — это мне предупреждение перед последней командой. Включаю ответный тумблер световой сигнализации.

— Понял, порядок! — И кладу руки на оранжевые рукоятки катапульты.

— Пошел!

Сжимаю рычаги катапульты, с силой тяну их вверх — должен раздаться выстрел.

Однако его нет. Не могу до конца вытянуть ручки кресла. В кабине тесно, кроме того, движения стесняет высотный костюм, в который под избыточным давлением поступает кислород, да и запасной парашют мешает.

— Пошел, Женя, пошел! — тревожно кричит летчик.

И вот, вжавшись в катапультное сиденье, собрав в мощный рывок все свои силы, дотянул рукоятки до предела. Раздался выстрел. Огромная ударная сила выбросила меня вместе с креслом на безопасное от самолета расстояние.

Сейчас с удовлетворением вспоминаю о том, что этот полет помог устранить серьезные дефекты в конструкции катапульты. А тогда… Тогда я попал в вихревой штопор, так как стабилизации кресла не было. Земля, небо, солнце, облака — все слилось в одном гигантском круге, который вращался с неимоверной скоростью. Отяжелели веки, заложило уши, что-то подступило к горлу. За две минуты пролетел около семи тысяч метров. Моих ладоней, которые использовал для выхода из штопора в качестве рулей, явно не хватало. Поставив руки на вывод, стал ждать высоты пять тысяч метров, где по заданию должен был отделиться от кресла и открыть парашют. На нужной высоте резко взял на себя ручку сброса кресла. Кресло отсоединилось, и тут же раскрылся парашют. Многое еще предстояло сделать в этом прыжке: выпустить НАЗ, надувную лодку, оценить характер снижения. Но это — потом. Первым делом открыл остекление гермошлема, снял перчатки и протер глаза — и словно чем-то запорошило. На руках кровь, но странно: никаких порезов нет.

Приземлился. Вторая половина зимнего дня, видимость плохая. Где-то недалеко летает поисковый вертолет — меня ищут. Уже который раз он проходит несколько в стороне. Достаю сигнальный патрон и, когда вертолет показывается на горизонте, стреляю. Вертолет летит в мою сторону. Поднимаю над головой надувную лодку — она ярко-красная, и это помогает летчику ориентироваться. Вертолет зависает в стороне и садится. Только тут почувствовал, как устал и замерз. На мне был опытный капроновый летный костюм, который имел элегантный вид, но грел, прямо сказать, неважно.

Подбегают врачи, инженеры, парашютисты. Но смотрят как-то странно. В чем дело? Прошу дать зеркало. Мягко говоря, вид у меня оказался не бодрый, физиономия страшноватая. За две минуты штопора от перегрузки выступила кровь через кожу на лбу, на щеках, а белки глаз стали полностью красными. Но это — детали. Главное — эксперимент удался!

Это была работа, это был очередной испытательный прыжок. Единственная его особенность — многое проверялось впервые. Он помог устранить серьезные дефекты в новой катапультной установке, которая и сейчас надежно служит летному составу.

Одним из мастеров воздушных катапультирований был парашютист-испытатель полковник Петр Иванович Долгов. Впервые я с ним встретился на III Всесоюзных соревнованиях парашютистов в Тушино в 1949 году. Познакомились. И с тех пор между нами завязалась большая мужская дружба. Она еще более возросла и окрепла с его переходом в наш коллектив.

Участник Великой Отечественной войны, награжденный многими боевыми орденами и медалями, Петр Иванович сразу пришелся по душе всем. Огромная выдержка и спокойствие даже в самых сложных ситуациях, пытливый ум, высокое личное мастерство позволили ему занять достойное место в среде парашютистов-испытателей и летчиков.

Те летчики, которым по ряду причин приходилось катапультироваться из самолета и опускаться на землю на парашюте, своей жизнью во многом обязаны Петру Ивановичу Долгову. За тринадцать лет испытательной работы им многое сделано для отечественного парашютизма. Совершено тысяча четыреста восемь прыжков, большинство из них — испытательные. Поставлено восемь мировых и всесоюзных рекордов. Дважды Петр Иванович участвовал в групповых прыжках из стратосферы с задержкой раскрытия парашюта. Им установлены одиночные мировые рекорды с немедленным раскрытием парашюта — ночью на высоте двенадцать тысяч девятьсот семьдесят четыре метра и днем на высоте четырнадцать тысяч восемьсот тридцать пять метров.