Алесь Адамович - Врата сокровищницы своей отворяю...

«...Четыре года тому я помню дождливый осенний день. Тогда ночью я последний раз был с самым родным и дорогим человеком. Как бы рад был и сейчас встре­титься, побыть с отцом. Но явь встает спокойной стеной, словно говоря: не вернуть того, что случилось, и только очень грустно становится от воспоминаний. Но жизнь — это сегодняшние будни, и они вынуждают забывать то, что было».

«...И я не могу понять, почему же судьба нанесла отцу смертельный удар. За что она отомстила человеку, справедливей, честней которого я не видал. Человеку с открытой и прямой душой, лишенной всяких мелких чувств и заполненной большими чувствами любви и заботы к своей Родине и народу. Может быть, за то, что много правды и ласки говорил он, забывая, что души черствы и природный инстинкт руководит их жела­ниями».

«...Наутро осенняя Москва осталась позади, гудели самолеты в синем небе, и поезд мчал нас уже через Бородино на запад, на Вязьму. Думал ли тата, что будут здесь такие битвы... Он вложил в меня много своих качеств, он „передавал их мне настойчиво, и кое-что от него у меня есть...»

«...помню, как в последний раз тата взглянул на меня, и в глазах его была любовь и надежда».

Вот еще деталь, характеризующая Горецких: в фрон­товых окопах, блиндажах юноша-солдат Леонид Го­рецкий обдумывает военные возможности (ведь война идет!)... ракет.

«Оружие Костикова (Леонид Горецкий имел в виду знаменитые наши «катюши») уважают все, а немцы особенно. Узнать бы мне его адрес...» «Родилась у меня идея нового оружия. Однако высокие замыслы умрут в самом зародыше: не сделаны чертежи и некому делать расчеты».

Откуда это у него? С детства сын Максима Горецкого вместе со всем довоенным поколением увлекался техни­кой: остались очень интересные «технические» рисунки его — явно конструкторский талант! И в то же время, как о своем истинном призвании, мечтал о музыке, об архитектуре, о литературе — и, кажется, не без осно­ваний.

И вот — ракеты!

Уж не отцовское ли и это? В «Виленских коммуна­рах» читаем:

«Думал я, что вот, может быть, и там, на этой далекой звездочке, названия которой я не знаю, тоже стоит некое живое существо, вроде меня, и смотрит сюда, на звездочку-Землю. А может быть, там, у них, думал я, есть уже совершенные приспособления, что видят они на нашей звездочке-Земле не только огромные синие океаны, черные пятна материков, но и фабричные трубы и заседания Советов... Кто знает?

И может быть, давно уже они прошли наш путь. И давно уже нет у них ни бедных, ни богатых, ни эксплу­атируемых, ни эксплуататоров, ни наций, ни ре­лигий, ни войн и тюрем, ни голода и всех наших мук...

Я выглянул из окна вниз, на улицу, сверху на землю, и вспомнил несчастную Яню... Стало мне горько и страшно... И может быть, думалось мне, изо всех сил хотят они нам помочь. Посылают нам оттуда свои знания и свой опыт. Но мы не умеем принять те их вести. И сами делаем то, что ведет человечество к счастью...»

***

«Странная судьба иногда постигает челове­ка в его путешествии по просторам времени! — писал Максим Лужанин в предисловии к первой публикации «Виленских коммунаров».— Сегодня приходится реко­мендовать читателю того, кто сам много лет исполнял нелегкий долг — знакомить всех с литературой и лите­раторами белорусской земли» [1].

Дело это — заново познакомить читателя, преиму­щественно новые поколения читателей, с личностью, жизнью, творчеством Максима Горецкого — белорус­ская критика и литературоведение осуществили уже в последнее десятилетие. Это и М. Лужанин в проци­тированном предисловии к публикации «Виленских коммунаров», и Ю. Пширков в предисловиях к отдель­ному изданию этого романа-хроники и к отдельным публикациям (отрывков из «Комаровской хроники»). Вспомним здесь и вдумчивую статью М. Мушинского о прозе 30-х гг. в академическом сборнике «Белорусская советская проза. Роман и повесть» (1971 г.), главу в книжке И. Чигрина «Становление белорусской прозы и фольклор. Дооктябрьский период» (1971 г.).

Есть уже и специальные труды — хорошая, основа­тельная монография о жизни и творчестве М. Горецкого, написанная Д. Бугаевым [2], а также богатая фактами и мыслями глава М. Мушинского в двухтомнике «Исто­рия белорусской дооктябрьской литературы» (1969 г.).

Особенно важная веха в изучении и «возвращении» творчества Максима Горецкого — издание двухтомника его прозы и драматургии (с предисловием и коммента­риями Д. Бугаева) [3].

Каждый, кто сегодня берется за описание, издание, изучение наследия Максима Горецкого, не может обой­тись без архива, без помощи людей, которые преданно служат памяти замечательного белорусского писателя, а тем самым и делу нашей культуры — его жены, дочери, брата. Леонила Устиновна, Галина Максимовна, Гаврила Иванович сделали и делают особенно много, чтобы прерванное возродилось как можно полнее и на требуемом научном уровне.